Продолжение третье
«…Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя.... Хотя и звучит парадоксом, но соглашение с оппозицией в России безусловно ослабляет правительство. Дело в том, что наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет…
…начнется с того, что все неудачи (в Войне) будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению…»
(П.Н. Дурново «Записка Николаю II», февраль 1914 г.)
В систему разветвлённой сети заговора, судя по всему, входят уже и люди из ближайшего окружения Николая, непосредственно «из его поезда». Иные из них оставили, надо сказать, свои «воспоминания», в которых, разумеется, они не выставляют себя «заговорщиками» и предателями, а совершенно напротив – целенаправленно, честными людьми. – Разумется, объяснение тому вполне элементарно: им всем было необходимо представить дело так, будто Николай, действительно, отрёкся, и отрёкся относительно самостоятельно, без какого-либо шантажа и насилия, а они тут, лично – совершенно ни при чём, и, даже напротив, всячески противились этому его «отречению»
Вообще, что касается перипетий «отречения» Николая, – как и относительно многих-многих иных исторических событий, – «воспоминания» о них, в подавляющем своём большинстве, своеобычно грешат банальным враньём. Враньём, которое тут оказывается им всем («вспоминателям»), так или иначе, в той или иной степени, соучастникам рассматриваемого «преступления», весьма выгодным.
Вообще, в «истории» и в «жизни», мы много чаще имеем дело с враньём, в разной его степени, нежели с правдой. Это враньё, разумеется, имеет разную степень: от запредельной хуцпы до «слегка привиранья».
Одни люди врут из злонамеренного умысла, чтобы представить определённые события именно так, как «нужно» (им лично, по «социальному заказу», и т.д.); другие врут из желания приукрасить себя в истории, с одной стороны, и банально оправдать-обелить – с другой; третьи врут просто исходя из собственных глубочайших заблуждений (вот, бывает, живут люди в «параллельной реальности» и неплохо себя в ней там чувствуют, а потом, вот, воспроизводят эту «параллельную реальность» в качестве своих «воспомнаний»); вообще, причин для вранья – масса: это и сговор, это и удовольствие от самого процесса вранья (есть люди, которые, просто получают от этого огромное удовольствие), кто-то просто не может не врать («естество» такое), и пр., и пр., и пр.
В данном же случае («чудесного отречения») враньё («свидетелей-мемуаристов»), вообще, становится «жизненной необходимостью». Враньё одного «свидетеля» банально «подтверждается» и «обосновывается» здесь аналогичным враньём другого, такого же, «свидетеля», и так – по порочному кругу.
Это враньё, выдержанное в определённом «идеологически правильном» направлении, оказывается, здесь, мировоззренческим мейнстримом, создаёт соответствующую, довольно ложную, парадигму и «историческую картину», становясь чем-то уж вроде «всем известного», «само собой разумеющегося», историческим мифом. Т.е., в итоге, той «историей», которую все изучают в школе, о которой банально пишутся диссертации и книги, снимаются фильмы и пр., и пр., и пр. И это, кстати, вполне своеобычное «в истории» дело.
Весьма вероятно, что нечто подобное имело место и относительно истории с «отречением» Николая II. Ибо есть в нём, в этом «отречении», некоторые «чудесные» моменты, которые заставляют нас серьёзным образом усомниться в том, что дело обстояло именно так, как оно «всем известно», как его описывают в своих «воспоминаниях» «герои» тех событий…
Но вернёмся к «заговорщикам». У разных «групп заговорщиков» существовало тогда несколько вариантов относительно того, как узурпировать власть: а) заставить Николая отречься от престола (в пользу сына Алексея, брата Михаила или дяди Николая Николаевича, – были разные вариации), б) просто его ликвидировать, или, помягче, «низложить», и в) сделать царю, так сказать, серьёзное «внушение», своего рода «последнее предупреждение», например – арестовать царицу (Александру Фёдоровну) и, тем самым, вроде как оставив Николая II на престоле, «опустить» его, как Государя, – конечно, какой же ты царь после этого, если позволил упечь в тюрьму (или в монастырь, или «в Англию», как наиболее мягкий вариант) свою супругу!? – разумеется, после подобного «акта унижения» (ареста жены) царь уже, по факту, не будет никем восприниматься как Царь, а – сугубо, как нечто вроде «половой тряпки», – и рулить всем в стране тогда станут всем они, заговорщики-элитарии.
Однако, по-видимому, из всех вышеперечисленных вариантов, заговорщикам («группы Родзянко») наиболее предпочтительным, – и с точки зрения «легитимности», и чтобы, так сказать, особо «не марать руки», и т.д., – представился план-вариант «отречения», – и они начинают его целенаправленно продавливать.
И вот на такой нюанс я бы ещё обратил здесь внимание. До вечера 27-го февраля Николай II, приехавший в Ставку по злонамеренному провокационному вызову заговорщика-генерала Алексеева, и попавший здесь в своего рода ловушку, по-видимому, обманутый упомянутым генералом, всё чего-то явно ждал: судя по всему, Алексеев чем-то, какой-то, якобы, «Страшной Тайной» (см. о ней выше) и её соответствующим «раскрытием», удерживал Государя в Ставке, – однако именно в этот день (27.02.) до Николая, наконец, дошло, что всё это есть обман и заговор, и нужно скорее быстрее сейчас же немедленно уезжать из Ставки, пока не поздно (если уже не поздно!). – Тем более, ему, как Государю, всё очевидней становилась необходимость быть сейчас именно в Петрограде, где разворачивались столь «революционные» события, требующие своего, однозначно, подавления.
Возможно, в какой-то мере, на данное решение Николая (ехать в Царское Село) могла повлиять и дошедшая до него информация о проблемах, собственно, в Царском Селе, где находилась его семья и куда вот-вот уже могла докатиться «петроградская революция», и потому он, вполне понятно, поехал к своей семье. Однако это (проблемы с семьёй) тут, очевидно, было лишь дополнительным фактором отъезда Государя из Ставки.
Существует, впрочем, довольно противоречивая информация о том, собиралась ли его семья в тот момент (28.02.) ехать «навстречу» Николаю, в Ставку, или, всё же, не собиралась. – Причём, учитывая, что дети Николая в то время слегли с корью (Ольга и Алексей с 23-го февраля, Татьяна с 24-го), – обращу внимание, как на царскую семью, получается, в ту пору всё это как-то сразу навалилось – и революционные бунты, и узлообразная сеть заговоров, и болезнь детей, не говоря уж о недавнем убийстве Распутина (к слову, прямому удару, опять же, по здоровью наследника!), – то, очевидно, решение ехать с тяжело больными детьми могло так или иначе быть принятым Александрой Фёдоровной лишь в совершенно крайней ситуации.
Также, существует информация, что Александру Фёдоровну от такой поездки вроде бы отговорил тогдашний начальник дворцовой полиции Б.А. Герарди, заверив её в том, что гарнизон дескать у нас большой (до 5-ти тысяч человек) и, потому, не стоит беспокоиться…
Однако, когда на следующий день (01.03.) данный гарнизон сам стал вроде как переходить, ввиду докатившейся «революционной волны» до Царского Села, на сторону восставших, то ситуация коренным образом изменилась…
А ехать куда-либо стало уже поздно: вообще, было неизвестно куда ехать, – ибо царский поезд Николая то ли где-то застрял, то ли движется, но, опять же, неизвестно куда…
Так Александру Фёдоровну тоже, значит, никуда не выпустили и «заперли» в Царском Селе…
Впрочем, и Николаю уехать вот так быстро и просто не удалось. – Тогда же, вечером 27-го февраля, Алексеев, по-видимому, приложил все усилия, чтобы, выигрывая для заговорщиков столь ценное время, задержать отход царского поезда как можно дольше, – и ему удалось задержать отъезд Николая Александровича до утра, до 5-ти часов.
Любопытно отметить, что Николай, было выразивший свою волю уехать, вечером 27.07, как будто, всё же, успокаивая бдительность Алексеева и К°, потом соглашается, вроде как вняв доводам своего начальника штаба, пока не уезжать, – однако рано утром наскоро уезжает: безо всякой, своеобычной в таких случаях, церемониальной помпы.
Любопытно, сюда же, заметить, что генерал-адъютанту Воейкову, оповестившему генерала Алексеева, как оно положено, что Государь де выразил вновь срочное желание уехать и уезжает, Алексеев хитровато и довольно провокационно ответил: да куды ж он поедет?!, кто же его пропустит!?, хе-хе! – Что произвело на Воейкова, по его свидетельству, весьма неприятно-подозрительное впечатление. Как будто Алексеев знал всё, что ждёт Николая по дороге. И был тому как-то даже внутренне рад.
В 5 утра, 28.02., царский поезд, без обычных церемоний, уходит из Могилёва...
Счёт пошёл на часы, даже можно сказать – на минуты…
В Петрограде тем временем, 28.02., власть прибирают к своим рукам «восставшие», точнее сказать – «марионетки первого порядка»: сиречь те, кто вроде как руководят «массовкой» восставшего народа (то бишь – «марионетками второго порядка»); а реальные кукловоды – они, разумеется, вне поля зрения, «за кулисами», как оно обычно и бывает в таких случаях.
Руководителям восстания («марионеткам первого порядка») очевидно, что особую для них опасность, – опасность смертельную! – представляют войска, которые могут быть посланы с фронта для их подавления, – и, наверняка, им, из разных информационных источников, так или иначе скоро становится известно об отряженных на Петроград войсках под командованием генерала Н.И. Иванова; поэтому одной из первоочередных задач для них становится не допустить прибытия этих войск в Петроград, – или, хотя бы, как можно дольше их задерживать где-нибудь подальше от города.
И, вот, в 12 часов дня, отряженный вроде как от «штаба Керенского» («военной комиссии при Петросовете»), некий «поручик Греков» берёт под свой контроль Николаевский вокзал и шлёт по всей Николаевской железной дороге своё распоряжение: сообщать о всех военных поездах движущихся в сторону Петрограда!, а литерные поезда, идущие в Царское Село (сиречь, «царский поезд») перенаправить на Николаевский вокзал, к нему, Грекову!
Не слабо, «свихнувшийся поручик» – приказывает Императору!; ещё, кстати, не «отрекшемуся»; поистине, всё становилось в стране с ног на голову. – Причём, что любопытно, после того, как «революционное дело было сделано», этот «поручик Греков», никому, – даже таким «железнодорожным зубрам-заговорщикам», как Бубликов с Ломоносовым!, – не известный, куда-то бесследно таинственным образом, вообще, исчезает; велика вероятность, что это был, скажем так, вполне фейковый персонаж от соответствующих разведслужб «союзников», кукловодствующих восстанием.
Это с одной стороны «революции». С другой «революционной» стороны, – со стороны Комитета Госдумы, – железные дороги берёт под свой контроль г-н Бубликов. Весьма примечательная личность.
Бубликов Александр Александрович (1875-1941) – учился, повышал свою железнодорожную инженерную квалификацию, за границей, там же, по-видимому, и вступил в масонство, и как-то подозрительно разбогател; в России, с 1912-го г. – во фракции «прогрессистов», входит в «Прогрессивный блок»; во время Войны – становится вице-президентом ЦВПК…
Звёздный час А.А. Бубликова – его назначение комиссаром от ВКГД по министерству путей сообщения, 28.02.1917.
Надо сказать, что г-н Бубликов настойчиво предлагал главе ВКГД Родзянко назначить его на данную должность, с соответствующими полномочиями, по крайней мере – ещё с утра 28.02., однако весьма неуверенный и колеблющийся, я бы даже сказал растерянный в ту пору, перепуганный поднявшейся революционной волной, Родзянко всё как-то тянул с этим назначением, – но, наконец, «созрел», и выдал Бубликову требуемое распоряжение: мол, ежели считаете необходимым, «идите и возьмите»! – Т.е., захватите под свой контроль министерство путей сообщения…
Деятельный Бубликов и взял оное под контроль – к вечеру 28.02.
Для этой цели он ему от ВКГД отрядили 2 грузовика с солдатами, – а третий он набрал сам, по «вандейской системе», – и направился на захват ключевого (!), паче в деле революции, министерства; причём – в коем имелся специальный телеграф (!).
Впрочем, особого сопротивления чиновники министерства ему не оказали, – напротив, приняли вроде как вполне «долгожданного». По ходу дела, Бубликов – вызвал (к 19-ти часам) телеграммой себе в подручные уже известного нам Ю. Ломоносова.
Кстати, любопытный момент, Бубликов, «вспоминая» эти события, говорил, что кое-кто из чиновников министерства вроде как вздумал сопротивляться, однако Ломоносов дулом пистолета якобы заставил тех прижукнуться, – сам же Ломоносов ничего подобного не «вспоминает», утверждая, что он, вообще, приехал позже, когда министерство было уже захвачено и никаким револьвером никому, разумеется, не угрожал.
Захватив министерство, Бубликов рассылает, вдоль всей железной дороги, соответствующее воззвание, – любопытно заметить, что заранее заготовленное (!), – от ВКГД (за подписью Родзянко и своей), что, мол, ВКГД, во имя спасения отечества, берёт власть в свои руки!, и т.д. А также – отдаёт циркулярное распоряжение: не пропускать никаких военных поездов на Петроград ближе чем 250 км. от города! – Ну и, конечно, распорядился остановить царский поезд!...
В том, чтобы Николай, как и Иванов, не доехали до Петрограда оказываются заинтересованы, буквально, все: все группы заговорщиков, всех мастей. И в Петрограде, и в Ставке…
Ещё раз немаловажно будет напомнить, что в Петрограде тогда учинилось своего рода «революционное» двоевластие. С одной стороны, это, условно, вышеупомянутый «Петросовет», – руководители которого (Керенский, Чхеидзе и К°) имели своей «революционной целью» «республику», сиречь – всё ту же вариацию торжества Олигархического принципа, в виде реальной олигархии (скорее, здесь, в буквальном смысле, власти нескольких, вышеупомянутых, политических проходимцев и проституток), прикрытой флёром «демократии»; с другой стороны – это, условно, «Комитет Госдумы», руководители которого исповедовали иную вариацию Олигархического принципа – «ручного», полностью подконтрольного, «выставочного», царька (который «царствует»), под прикрытием которого вволю «правит», реально, олигархия, сиречь – они, вышеупомянутые либерал-олигархи (Гучков, Коновалов, Терещенко, Рябушинский, Родзянко и пр.).
Надо также заметить, что руководители и той и другой революционной группы, как мы уже говорили, также были, в свою очередь, априори лишь марионетками, – по отношению к их зарубежным теневым куклововодам, – причём, зачастую, многие из них, этих политических кукол-марионеток, использовались упомянутыми Субъектами Игры сугубо в тёмную, – однако, в силу поднявшейся волны революции, по-видимому, вознесшись в своём революционном пафосе и угаре, понеслись они, эти марионетки, – пеной на гребне данной волны, – на самый политический верх, пытаясь, при этом, тянуть политическое одеяло на себя и наивно веря в свою политическую субъектность, преследуя свои цели и пытаясь удовлетворять свои «личные» политические амбиции.
Как я уже говорил, целью той группы заговорщиков-революционеров, которые скучковались вокруг Петросовета – было низложение монархии.
Целью же той революционно-заговорщицкой группы, которая стеклась в Комитет Госдумы (ВКГД) – стал более «мягкий» вариант «отречения». Сперва, впрочем, эти ребята (из ВКГД), по-видимому, вообще, полагали обойтись введением «ответственного министерства», однако, со временем, судя по всему, поняли, что Николай, в данном вопросе, оказывается не очень-то сговорчивым и покладистым, – несмотря на всё своё вроде как «слабоволие», – и вряд ли, что он окажется удобной фигурой «царя», отстранённого, фактически, от власти и оставшегося в виде сугубой номинальной фигуры, смиряющейся со всем, что вытворяет это «ответственное министерство», действующее, разумеется, в интересах высшей олигархии и, неизбежно в таком случае, в ущерб интересам России, в целом, в ущерб её народу; и потому данная группировка, по-видимому, и решает пойти «чуть дальше», и вместо «ответственного министерства» уже требует отречения Николая II: либо в пользу Алексея (сына Николая II), под регентством в.к. Михаила Александровича, либо в пользу этого самого Михаила Александровича, более покладистого и сговорчивого, да и вполне подкаблучника своей жены, «княгини Брасовой», тесно завязанной на олигархическую, родственную ей, верхушку.[1]
Надо также заметить, говоря о данном противостоянии двух «революционных», условно, группировок, что, собственно, в Петрограде явный перевес сил был на стороне «группы Петросовета»; можно сказать, что, условно, «Петросовет» лишь снисходительно позволял Комитету Госдумы собираться в том же Таврическом дворце (в закутке, в «двух комнатках»), и, при желании, казалось бы, «революционные солдаты» могли запросто смять и растереть этот самый «Временный комитет», – однако, сделаем маленький штришок, за ВК стояла такая сила, как «генералы», по сути, значит – армия, которые, в свою очередь, так или иначе принадлежали к группе заговорщиков, исповедующих модель «номинального царя»; и если бы «Петросовет» поднял руку на «Временный комитет», то на Петроград тогда бы двинулись, действительно, войска, – которые уже были бы вполне всамделишными, а отнюдь не шоу, вроде «бумажного» «наступления генерала Иванова», – и растёрли бы восставших «республиканцев» в порошок и пыль.
Да, действительно, две, условно, вышеупомянутые «группы», – «Керенского» («революционная», «Петросовет») и «Родзянко» («либеральная», «Дума»), – имели, каждая, свой план-проект «революции-переворота», имели свои виды на будущую, собственную, власть, – и, тем самым, вроде бы оказывались промеж собой, условно, «на ножах», должны были вроде как в таком состоянии оказаться; однако этого не происходило; и не происходило потому, что, во-первых, они, так или иначе, имели одну общую цель – свержение Самодержавия, – и тут уж никак не могли, в виду данной общей цели, вступать друг с другом в явные и острые противоречия, – потому как, при подобном раскладе сил, скорее всего, ни одна из них не достигла бы своей главной цели, и обе они остались бы не удел, а Самодержавие бы, напротив, восторжествовало.
А во-вторых, и ненавязчивые кукловоды-кураторы этих двух групп, – представители английского истеблишмента и, вообще, транснационального Капитала, – вряд ли бы позволили этим ребятам, из разных, «групп», столь кардинально тогда «поссориться» (пока не решена главная Задача!). Вот, свергните Самодержавие – и можете там хоть глотку друг другу перегрызть (нам от этого будет уже только лучше!, хе-хе). А пока – ни-ни!
Тем более, и Петросовет (и связанная с ним группа заговорщиков-революционеров) и ВК ГД (и связанная с ним группа заговорщиков; а потом –Временное правительство), по сути, контролировались и координировались через одни масонские структуры-ложи и, образно говоря, представляли собой две ножки одного масонского Циркуля. Так что, никакой большой драчки, так сказать, промеж ними быть не могло, по определению. Так, мелкие пакости разве что да эксцессы, да некоторые попытки перетянуть, то там то сям, одеялко «революции» на себя.
И потому, увы, оказались априори тщетными, например, надежды Государыни на то, что «две революционные змеи» («Дума» и «Петросовет») отгрызут друг другу головы…
Хотя, действительно, они, эти две, условно, «змеи-группировки» пытались бороться между собой, стремясь перетянуть на себя «одеяло власти».
Так, например, противостояние, условно, «революционной группы Петросовета» и «заговорщицкой группы Госдумы» скоро найдёт своё воплощение в известном Приказе №1, изданным Петросоветом 1-го марта, – и опубликованном на следующий день, уже с утра пораньше, причём, в итоге, тиражом 9 млн. (!) экземпляров.
В этой связи, хотелось бы спросить: откуда у «народных вождей» столько, извините, денег (на издание)? – Причём, столь оперативно найденных и реализованных.
Нет, конечно, среди заговорщиков как раз были и олигархи, и, вообще, далеко небедные люди, – однако это прежде всего касается «группы Госдумы», – в то время как «группа Петросовета» в этом отношении была всё же менее «денежной», – а Приказ №1 был создан и отпечатан именно «группой Петросовета», – это с одной стороны, а с другой – отпечатан тираж «приказа», по-видимому, был, для всех воинских частей, как-то уж очень оперативно (в столь огромном количестве экземпляров), – а это, так или иначе, говорит о том, что выпуск подобного «приказа» был запланирован заранее.
«Группа Госдумы», узнав о выпуске подобного «приказа», разумеется, встретила данный акт в штыки.
Когда уже упоминавшийся «адвокат» Н. Соколов, позиционирующийся обыкновенно в качестве «автора» оного «приказа», пришёл, утром 2-го марта, к новообразованному (в ночь на 2-е) заседающему самопровозглашённому «временному правительству» (ВП), с этим самым «эпохальным документом», – вроде как ознакомить «собратьев по революции» с текстом «приказа», – то он произвёл тем самым, буквально, шок.
Гучков, новоназначенный тогда «военным министром», вскричал: «это немыслимо!» – и выбежал из помещения.
Милюков, новоназначенный министр иностранных дел, стал слёзно сетовать, что, мол, не надо было этого делать…
В.Л. Львов, новоназначенный обер-прокурор Синода, воскликнул: «это преступление!» – Спохватившийся Керенский (новоназначенный министр юстиции) стал дергать его за рукав: «молчите!, молчите!» – и увёл, от греха подальше, своего давнего дружка Соколова из комнаты…
Подобная бурная реакция членов ВП очень даже понятна. Только вызвана она, конечно, не заботой о русской армии, как таковой, а тем, что данный «приказ» целенаправленно подрывал основную силу «группы Госдумы» – армию, руководимую генералами-заговорщиками.
В сущности, целью этого «приказа» и было, прежде всего, целенаправленное ослабление армии, чем, во-первых, «революционеры» обеспечивали себе безопасность в Петрограде, – всё, теперь армия, разложенная изнутри «Приказом №1», не сможет подавить «революцию», – а во-вторых – армия перестанет существовать, как сила, на которой хоть как-то ещё зиждется власть «группы Госдумы» («временного правительства»).
И ещё, я полагаю, тут важен и «третий» момент: а именно – британская (т.е. «кукловодов») заинтересованность в глубоком ослаблении Российской Империи, и, значит, очевидно, в ослаблении одного из столпов этой Империи – её армии.
Даже несмотря на то, что «союзники», та же Великобритания, были вроде как кровно заинтересованы в сильной российской армии, – до окончания Войны, – но… но, по-видимому, данный стратегический Интерес Британии оказался сильнее опасений, связанных с возможными проблемами, которые тут возникали в отношении скорой победы в Войне.
Скорее всего, как я полагаю, проект «Приказа №1» был уже заранее состряпан под чутким британским руководством (по «масонской линии»), – а «адвокат» Соколов явился тут только «крайней передаточной инстанцией» (играя, для всех, роль «автора») редакции этого, чудесным образом появившегося, документа и его публикации.
Тем более, сам Соколов был склонен, вообще, отнекиваться от своего авторства данного «приказа», – и перекладывать «авторскую» роль (и ответственность) на некую «рабочую солдатскую массу».
Как говорится: ха-ха.
Разрушительная суть «Приказа №1» состояла в том, что он, по сути, передавал подчинение солдат от, собственно, офицерского корпуса – неким «солдатским комитетам», которые, в соответствии с данным «приказом», должны быть созданы при всех воинских частях; оружие тоже оказывалось в ведении указанных «комитетов»; офицеры «отделялись» от оружия; у солдат («вне строя») оказывались «все права» (ну и попробуй такого, с его «правами человека», «солдата» теперь поставить в «строй»!).
Правда, предположительно, действие данного «приказа» вроде бы распространялось лишь на Петроградский гарнизон, – однако «зараза» очень скоро распространилась на все армии и фронта…
В тщетных потугах «исправления» ситуации, после бурных дебатов с «думцами», ИК Петросовета 5-го марта выпустил «Приказ №2» (а потом и «Приказ №3»), несколько «смягчающий» убийственные положения Приказа №1, – однако, тем самым, ситуация лишь запуталась, – а солдаты, развращенные Приказом №1, уже отнюдь не горели желанием делать полшага назад относительно своих «прав», и т.д.
Такая вот «демократия» в армии. Это было началом конца российской армии; дальше – уже агония. Хаос нарастал.[2]
|