Подводные камни Раскола. Продолжение второе - 26 Июня 2012 - Блог

Ещё один «справщик» – Епифаний Славинецкий (1600-1675 гг.) – тоже, разумеется, из Малороссии, учился в малороссийских «братствах» и «где-то заграницей»; приглашён лично (!) – интересно, кто подкинул кандидатурку? – царём Алексеем Михайловичем аж ещё в 1649-м г., т.е. за несколько лет до того, как началась пресловутая «церковная реформа»; естественно, ярый «грекофил» относительно обрядов и священных и богослужебных книг; и, разумеется, книжную «справу» осуществлял, как, якобы, «по древним православным текстам», по новейшему, хе-хе, венецианскому изданию греческого «служебника» 1602-го г.; личной «крышей» Епифания, поселённого «работать» в Чудовом монастыре стал патриарх Никон (с 1653-го г.); товарищ Славинецкий отличался «буквализмом» в переводах, начётничеством и прочими католическими схоластическими заморочками.

К слову, частенько русских священников и богословов того времени пытаются обвинять и начётничестве и, хе-хе, схоластике, противопоставляя вроде как «просвещённым и свободно мыслящим европейцам», – однако это просто глупо, поскольку сама схоластика есть именно западноевропейский подход к священным текстам, метод работы с ними. Схоластика, которая, по сути, и есть своего рода начётничество, есть буквальное вроде как следование мнению авторитета, «букве цитаты», но, в то же время, ловкое умение жонглировать этими цитатами и буквами, говорить с «чужого языка», прикрываться, вставляя нужную цитатку, церковными авторитетами или Священным Писанием; и именно в Западной Европе, в католичестве, подобного рода «школа» (схоластика – от «школа» – греч. σχολη – т.е. вызубривание неких догм, правил и цитат, своего рода «священная акусматика») развилась в особого рода софистическое искусство; и было привнесено в Россию именно униатскими «полукатолическими» «богословами». И те, кто говорит ныне о том, что, мол, православные до того, как их коснулась данная «реформа» и прочее западное «просвещение», были начётчиками, схоластами и т.п. – валят с «больной головы на здоровую»! – Это всё равно, как если некий, извините, педофил будет обвинять соблазнённую и изнасилованную им девочку в том, что она, де, такая развратница! А ведь Запад, устами иных здешних своих болтушек и «соблазнителей», бубнящих всё это, кто за деньги, кто по глупости, постоянно обвиняет Россию и русских именно подобным «макаром»!

И, по легенде, именно Епифаний «открыл» Никону, хе-хе, что нужно использовать «трехперстие» при крестном знамении. И именно Епифаний, на пару с Паисием Лигаридом, в 1660-м г., настояли, хе-хе, на том, что Никона, для его низложения, де, должны «судить» Восточные патриархи, – дабы потянуть время, столь необходимое для провёртывания «реформы», – и, вот, оных, патриархов, пригласили, и стали ждать, 6 лет, пока те приедут – александрийский патриарх Паисий (патриарх 1657-1665 гг.) и антиохийский патриарх Макарий (патриарх 1645-1685 гг.), – причём, любопытно, что к тому времени, когда они прибыли в Москву (1666-й г.), александрийский патриарх Паисий уже был лишён своей кафедры церковным Собором в Константинополе, именно за его безобразия в отношении провоцирования «церковной реформы» в России, а, по некоторым сведениям, аналогичное произошло и с антиохийским патриархом Макарием (впрочем, вскоре так или иначе восстановленным).[1]

Симеон Полоцкий (1629-1680; Самуил Гаврилович Петровский-Ситнянович) – монах-базилианин; базилиане – это такой униатский, «подкатолический» орден в православии, подпавшем под Брестскую унию; орден основан в 1617-м году папой Урбаном VIII со специфической целью окатоличивания литовских православных; и, важный нюанс, орден особо специализировался на католическом униатском (для начала) воспитании православной молодёжи; и как вы полагаете, на каком поприще подвяжется Самуил Гаврилович в России – ?... А на поприще… воспитания детей царя Алексея Михайловича! Он был непосредственным личным наставником Алексея, Софьи и Фёдора. И немудрено, что, впоследствии, царевна Софья (1657-1704; регентша-царевна 1682-1689 гг.), получившая столь шляхетско-униатское воспитание, связавшись с типичным фанатом шляхетских порядков Василием Голициным, начнёт, на пару с этим своим фаворитом, кренить Россию в польскую пропасть, туда, куда Польша, благодаря своим шляхетским «вольностям», несмотря на все благоприятнейшие, в сравнении с Россией, факторы (и климатические, и папскую поддержку, и пр.), разложенная этими самыми своими «порядками-вольностями» изнутри, уже начала обрушиваться, сходить с Большой Исторической Сцены, раздираемая, извне, османами, шведами, русскими, немцами.

И когда сей, как я его называю, олигархический принцип (власть у олигархов-бояр-шляхты) в русском государстве начинает брать вверх над принципом самодержавным (власть у государя, опирающегося на народ), то Россия скатывается в Смуту и распад, – во что она едва было, при Голицыне и Софье, ни ухнула. И к слову, когда шляхта-олигархи в России, берёт таким образом пример с Польши, с тамошних «шляхетских вольностей», она, «в одном флаконе», берёт в пример и тамошние порядки религиозные – католичество или, хотя бы, унию! А это именно то, что и было нужно папе, католикам.

Вот чему учил, и доучил, царских детей, разумеется, не без ведома самого Алексея Михайловича, – а кто ему первым посоветовал взять подобного учителя есть большой вопрос! – наш о. Симеон. Вернёмся к нему.

Симеон Полоцкий учился в Виленской иезуитской (!) коллегии; в 1656-м году принял, хе-хе, православное монашество – и, вот, вскоре он уже в Москве, в команде «справщиков» Паисия Лигарида и, как мы уже отметили, учит и воспитывает царских детей.

Более того, о. Симеон становится, как сейчас бы сказали, личным спичрайтером государя Алексея Михайловича, пишет, поднаторев в риторике, ему тексты речей и выступлений. И, естественно, яро выступает против староверов, призывая относиться к ним по-инквизиторски: сжигать и пр.

И заключительный штришок к портрету нашего переводчика-справщика: уже под конец жизни, в 1680-м году, настоятельно советует русскому царю, уже тогда Фёдору Алексеевичу (государь с 1676-го по 1682-й гг.), вернуть «опального» Никона и, может быть, в перспективе даже, сделать его… папой! Паче учитывая, что Фёдор был воспитан именно о. Симеоном, и воспитан в соответствующем «римском» духе, а также и то, что и Никон, некогда соблазнённый до мозга костей идеей своего папоцезаризма, клюнет на это… Однако, как бы то ни было, Никон по дороге скончался, и ещё одной возможной провокации не вышло…

Ну вот, а теперь – пришло время коснуться этой самой ключевой фигуры рассматриваемой «церковной реформы»: московского патриарха Никона.

И здесь, как и касательно Алексея Михайловича, я позволю себе сделать небольшой психологический рисунок. Никон (Никита Минов, 1605-1681 гг.; патриарх с 1652-го по 1658-й год; официально – по 1666-й год) – судя по множеству исторических жизнеописательных источников, личность эпилептоидная. Эпилептоид – властен, властолюбив, лаконичен в речах, любит командовать, брутален и ригористичен. Не правда ли, всё это очень даже о Никоне? Его огромное властолюбие – уже притча во языцех. Но в то же время, эпилептоид – не «самый большой начальник»; нет, конечно, эпилептоиды зачастую выбиваются и в «самые большие начальники», – но этот «кафтан» будет уже не по их мерке. Эпилептоид может быть хорошим командиром «среднего звена», – прапорщиком, офицером, заместителем начальника, – но он будет явно не на своём месте там, где нужно принимать разумные, гибкие, взвешенные стратегические управленческие решения, – ибо у эпилептоидов неважно с разумной составляющей, с рефлексией. Эпилептоиды любят порядок, – но сами его предпочитают не наводить (в отличие от ананкастов), а обычно заставляют это делать других. Прямой приказ дать эпилептоид может, и очень хорошо, но не более. А когда эпилептоид занимает, по тем или иным обстоятельствам и причинам, самый высокий управленческий пост – то тут вполне могут начаться большие беды, проблемы и конфликты. Эпилептоид, в силу специфической узости своего горизонта, своей прямолинейности, почти неизбежно оказывается марионеткой чьей-то, кого-то более хитрого, воли. Когда от него лично требуется личный разум, личная изобретательность, управленческое творчество – то тут вся организация, которой он руководит, и он сам, «садятся в лужу». И, главное, эпилептоид не имеет, не может иметь, собственных идей, он только прекрасно «пробивает в жизнь» чужие идеи, заставляет других служить этим «идеям», но это всегда не его личные идеи, а – чужие, придуманные кем-то другим (параноидами или, скорее, шизоидами). Вот Алексей Михайлович, и его ближайшее окружение, «агенты влияния», нашли Никона, подняли, сначала возвели на новгородскую митрополию, а потом, – после кончины противника «справочных реформ» патриарха Иосифа, – в московские патриархи.

И если до того времени, до своего патриаршества, Никон был довольно скептически, негативно настроен по отношению к грекам и малороссам, к греческой и малороссийской церкви, с их «неправильными», чуть ли не «еретическими», обрядами, то… став патриархом, отчего-то вдруг резко и кардинально поменял своё отношение и, хе-хе, стал активно продавливать идею «неправильности» уже именно русской церкви и её обрядов, – видимо, посвящённый в некие «тайные» (пусть, наверное, и не в полной мере) замыслы тех высокопоставленных особ, кто всю эту «реформу» и затеял. И как настоящий эпилептоид, взялся за дело круто и безапелляционно, – ибо это обеспечивало достижение главной цели и страсти в его жизни: власти.

И стал всеми правдами и неправдами навязывать идею «правки», сразу же увольняя всех несогласных, – будто всё это его личная идея и инициатива.

И, кстати, когда Никон вошёл во вкус, во вкус и ощущение Власти, он, не имея внутреннего чувства меры, решил: «а что, если пошло такое дело, если «ребята» хотят порешить всё, как оно в Риме, а в Риме-то – папа главней всех, главней царей и их «мудрых советников», то, значит, этим самым папой, то бишь самым главным, в России, да, куда там в России, шире, во всём Православии, должен быть – я!»

Т.е., банально, впал в папоцезаристское искушение.

Но это, разумеется, никак не входило в планы Алексея Михайловича и «стоящих за ним» «серых кардиналов», использующих Никона как сугубый таран своей «реформы». Никон, реально, действовал как таран, и очень хорошо справлялся с этой своей ролью: подавлял и продавливал всех и вся. Однако желание его «стать владычицей морской» – было уже перебором. Никона «вежливо» осадили. Он обиделся и, – эпилептоид это может, – сыграл в «истеричку», сбросил с себя патриаршие одежды и регалии, и… ушёл (1658-й г.). Так и не поняв, видимо, что сам он во всей этой «реформе» по себе ничего не значит, хоть и «светится» постоянно на её «первом плане». Он своё дело сделал, «продавил», теперь «процесс шёл» уже без него.

А вот Алексею Михайловичу и роящимся вокруг него шляхтичам-доброжелателям теперь нужно стало, чтобы ситуация «беспатриаршества» в России «повисела» бы ещё некоторое время, – сторонников «реформы» среди настоящих православных так сразу не найдёшь, надо «воспитать», мало ли кого эти «архиереи» выберут; а тут, пока «ситуация висит», можно закончить дело «справы», поставить своих людишек, принять новые законы и установления. А Никон своё дело сделал, пусть, хе-хе, «отдыхает».

Потому-то, наверное, и сняли Никона не сразу после его демарша, а лишь спустя 8 лет, когда дело «реформы» было завершено.

И, замечу, Никон, уйдя с кафедры, как-то сразу охладел к «своим» «реформам». И, ещё замечу, когда Никона, в конце концов (1666-й год) судили и лишили сана, сослав в Ферапонтов монастырь (в Белозёрский край), осудили вроде как, хе-хе, и его (!) «реформы», но в то же время, неумолимо утвердив результаты этих самых «реформ», анафематствовали всех противников оных. Причём, резолюции сего Собора (1666-1667-го гг.), с осуждением Никона и утверждением «результатов реформ», готовили… уже хорошо известные нам Симеон Полоцкий и Паисий Лигарид.

Около 1516-го года инок Спасо-Елеазаровского монастыря Филофей в письме московскому князю Василию III («Послание о злых днях и часах») высказывает идею Москвы как Третьего Рима, т.е. хранительницы Православия, «удерживающей» Империи. Это – своего рода идеологическая веха в развитии русской государственности и русского государственного самосознания.

Действительно, Восточная римская Империя («Второй Рим», «Константинополь), как предполагалась, хранительница Православной веры, окончательно рухнула под османскими ударами в 1453-м году – и, значит, уже, по определению, не может считаться империей-хранительницей истинной веры; более того, эта самая империя («Византия») ещё до своего окончательного падения и захвата басурманами, предала свою истинную веру и согласилась, в лице своих церковных иерархов, на Флорентийскую унию (1439-й г.; впрочем, в нечто подобное, – аналогичную, Лионскую (1274-го г.), унию, – она, в лице тех же своих высших иерархов, уже вляпывалась и до этого); так, прежде предав православную веру, отдавшись под власть её главного (в большей степени даже, нежели басурмане!) врага, продав-предав свой дух, рухнула и как самостоятельное государство.[2]

Кстати, обращу внимание, что народ, «низы» общества, простые православные, в отличие от высших иерархов, были настроены по отношению к унии, в подавляющем своём большинстве, резко отрицательно. И это, впрочем, общая тенденция, аналогично наблюдаемая и в Литве: народные православные «низы», находящиеся под властью поляков-шляхтичей, твёрдо стоят в православной своей вере и, тем самым, тормозят все «реформы» по своему «окатоличиванию», – а вот местная «элита», напротив, зачастую, – не всегда, конечно, но в значительной степени, – тайно или явно, рано или поздно, переходит «в унию», или прямо окатоличивается. Это объясняется тем, что, с одной стороны, поляки, вполне разумно, прежде всего пытались соблазнить, подставить под свой контроль, подвластное русское православное население в Литве через тех, кто этим населением вроде как и руководит, местную его элиту, – а соблазнив соответствующим образом, что-то пообещав («пряник») или вот даже пригрозив («кнут»), подходящих местных элитариев, вынудив их перейти в унию, или вообще в католичество, можно потом будет окатоличить и весь народ, со всеми вытекающими отсюда возможностями контроля и управления; а так, сразу, на весь народ, на сразу всё его окатоличивание, никаких сил, ни духовных, ни материальных, не хватит. Вот в Литве, как, впрочем, и в Ромейской Империи, народ оказывался более православно ориентирован, крепок в православной своей вере, нежели элита, – для которой переход, явный или тайный, под власть папы означал значительные материальные блага, продвижение по карьерной лестнице. И таким образом в элиту, естественно, в той же Литве, всё более поднимались, соответственно отбираясь, именно католически, или униатски хотя бы, настроенные «товарищи», а крепкие в православной вере – опускались, оставались в «низах». Вот, к слову, откуда и взялись и все вышеперечисленные младореформаторы-справщики-униаты, осуществлявшие в России «церковную реформу».

Но вернёмся к Третьему Риму. Москва, Московское княжество, стараниями прежде всего Великого Государя Ивана Васильевича Грозного (отчего его столь рьяно и очерняют иные, с позволения сказать, историографы), продолжившего Дело своих великих предков, – Ивана III, Василия III и др., – Дело собирания Русских земель, реально стало Православным Царством, раскинувшись почти на всю нынешнюю Восточно-Европейскую равнину и, далее, в Сибирь; и лишь совместными усилиями, силами пол-Европы (Речь Посполитая (Польша+Литва), Швеция, Германские императоры и пр.) Римской курии удалось остановить продвижение русских на Запад, к морям, остановить возвращение ими исконных-отчих их земель, утраченных после монголо-татарского нашествия и оттяпанных под это дело Литвой и другими государствами.

И, любопытное совпадение, именно в то время, когда русский инок Филофей создаёт свою идеологему о «Москве третьем Риме», немецкий монах Лютер вывешивает (в 1517-м г.) на дверях собора в Виттенберге свои 95 тезисов против индульгенций, зачиная то, что впоследствии станет называться протестантизмом, и вследствие чего множество земель и народов отпадут от власти папы. И католическим ответом на сей исторический вызов, на «разброд и шатания», станет создание ордена иезуитов («Общество Иисуса»; основан в 1534-м г., утверждён папой Павлом III в 1540-м г.): с одной стороны, для борьбы с протестантами, т.е. вышедшими из под контроля «еретиками», а с другой – для борьбы за души тех, кто ещё под оным папским контролем не был, с целью восполнения поредевших своих католических рядов. И именно руками этого ордена, к слову, а) создалась европейская коалиция против поднявшейся России-Московии Ивана IV, и б) руками коих (скорее всего, совместно со английской разведкой), с помощью местных бояр-олигархов, сей Иван IV был подло отравлен, и в) стараниями прежде всего членов «Ордена Иисуса» (хотя, впрочем, и англичан) был создан и раскручен фантастический «чёрный пиар» в отношении вышеупомянутого убиенного русского царя.

Но так или иначе, вопреки папским стараниям, Москва, Русское Государство, поднялось и расширилось, пережив смуты и предательства, как реальный Третий Рим. И чаяния всех православных, – и в Османской Империи, и в Речи Посполитой (Литве, Украине) etc., – чаяния освобождения и утверждения православной христианской веры, освобождения духовного и государственного, были связаны с Москвой-Россией, с Третьим Православным Римом.

И тут я подхожу, наконец, к главному. Если Москва – Третий Рим, если Москва-Россия сумела сохранить и утвердить православную христианскую веру, значит – Бог ей помогал, значит, вера её есть самая правильная; а коли так, то, освобождая иные православные народы, имея такую свою великую Силу и православную Веру, не она должна «исправлять свою веру и обряды», а эти самые освобождаемые народы, принимаемые под своё крыло и защиту, так или иначе должны согласовывать свою веру, свои обряды, своё богослужение, их исторически возникшие несоответствия и особенности («искажения»), с той верой и особенностями обрядов, которые сложились в Московии-Руси! Русское православное царство, и русский народ, тут, в этой идее «Москвы – третьего Рима», обрели свою мессианскую, если угодно, мировую идею, и эта идея, которую русские и русское православное царство-государство несёт миру есть идея, по определению, самая что ни на есть правильная и верная!

А вот если сказать, что эта идея, де, неверна, а «истинная вера», мол, у каких-то там «греков», паче дважды уже легших под унию и находящихся уже как 200 лет под басурманами, да и не просто сказать, а ещё и реально провести-продавить соответствующую «церковную реформу», воплотив сии страшные (так!) слова в жизнь, то – это так подточит основы русского царства-государства, именно как «Третьего Рима», нанесёт такой удар по ценностной системе, системе идеалов и смыслов бытия, русского православного человека, что будто выбьет почву из-под его ног, просто нокаутирует (или, как минимум, вгонит в тяжёлый нокдаун!), напрочь лишит его столь здесь необходимой пассионарной, запредельной воли к Жизни, воли к Бытию, воли к Царству, обратит твёрдого, непоколебимого, с горящими глазами героя, в подлую размазню, пустившуюся «во все тяжкие», без духа и внутреннего «стержня».[3]

И, я полагаю, те, кто планировал и воплощал в жизнь подобную, иезуитскую (и в прямом и в переносном смыслах!), реформу, сиречь «план опускания Руси-Московии», эти вещи хорошо понимали, – и через своих «агентов влияния», через свои тайные «ниточки-рычажки», запустили, хе-хе, «церковную справу».

[1] Кстати, антиохийский патриарх Макарий приехал тогда (в 1666-м г.) уже во второй раз в Россию, – в первый раз он здесь был в 1654-1656-м гг., о чём оставил свои весьма любопытные записки его сын – архидьякон Павел, Алеппский; кстати, о. Павел упоминает в данных записках о том, как патриарх Макарий указывал патриарху Никону на те или иные богослужебные несоответствия, и, более того, что Никон, потом, даже намеренно просил делать ему такие указания.

Мне же лично из этих записок было особо интересно узнать, что в то время, в середине XVII века, уже существовала деревня Выхино (Вышино), тогда – в 10-ти верстах от Москвы, а ныне – район Москвы, где я живу; и именно в этой деревне, 1-го февраля, на пути из Коломны в Москву, на заключительный ночлег останавливалась делегация антиохийского патриарха Макария.

[2] Замечу, что и православие-то в поверженной Восточной ромейской империи сохранилось лишь благодаря тому, что повергли её мусульмане-турки, а не европейцы-католики, – ибо в последнем случае о православии каком-либо оставшимся (если оставшимся) народам можно было бы забыть – окатоличили бы и не спросили, или просто вырезали бы, чего возиться-то, – а мусульмане, отдадим им должное, сохранили поверженным «грекам» их веру.

[3] Нечто подобное, с соответствующими изменениями, учудили наши власть предержащие уже и в наше время, в 1956-м году, когда по своим, во многом, впрочем, аналогичным, причинам (о них подробно см. мои домарки о Сталине, а также мою книгу «О метафизике и природе власти. Домарки» (можно скачать её на моём сайте: gleb.negin.ucoz.ru)) Хрущёв и К˚ растоптали, сами того, во многом, по собственной подлости-глупости-узости, не понимая, коммунистические ценности, идеалы, высшие смыслы Бытия, только-только вот сформировавшиеся при Сталине, – чем обрекли, в сущности, Советский строй на неизбежную деградацию, особенно в плане вырождения-перерождения «олигархической» его верхушки, «партийной номенклатуры», с последующим, опять же неизбежным тут, её сползанием в предательство своей страны, приведшее к распаду оной и потере государственного суверенитета. К слову, именно эти «реформаторы», Хрущёв и К˚, возобновили тогда же и яростные гонения на Русскую православную церковь.