Количество юристов в стране и, тем паче, их «значимости», суть характеристика нравственного распада данного общества.

         Т.е., если в обществе наличествует столь значительная потребность в юристах, значит, люди этой страны и общества столь нравственно внутренне выродились, что по любому поводу, и без особого повода, по совершенно надуманным поводам и корысти ради, столь горазды судиться со своими ближними.

Юридическая система, судебная и пр., суть, на сегодняшний день, система бюрократическая. Может быть, в наиболее ярком и откровенном её, бюрократической системы, виде.

И при «решении дел», вынесении приговоров, судьи руководствуются прежде всего своими частными, корпоративными, клановыми и т.п. интересами.

Подобно тому, как не существует «независимых» Средств массовой информации, так и не существует «независимых» судов; каждый судья, так или иначе, принадлежит, или хотя бы норовит принадлежать, к той или иной элитной группе, стремится обслужить её интересы; я уж тут не говорю лишний раз о банальном взяточничестве, – это совсем уж явно и широко распространено и известно. И если сегодня «наше» государство, государственная элита, – с учётом, конечно, наличия различных элитных кланов в ней, – так или иначе, прямо или косвенно, находится под каблуком мировых ТНК, глобальной финансовой плутократии-корпоратократии, то и суды наши, прямо или косвенно, будут «дуть», и «дуют», в сторону интересов данной «элиты», по определению. А у этой мировой «элиты» есть свои планы-представления о России, о здешних «порядках», о, хе-хе, «правосудии».

Конечно, здесь не всё так однозначно, тут есть и свои нюансы и «частные случаи», но тенденция именно такова. Где «пахнет» деньгами и возможностью реализовать свои вожделения – туда и будет склоняться «восковой нос» «правосудия», судебной бюрократической системы. Ну а закон, разумеется, он «что дышло».

Это первое.

Второе. Это то, что нравственный человек, обладающий хоть какой-нибудь толикой нравственности, будет вынужден судиться с кем-либо лишь в самом крайнем случае, лишь в самом жизненно неизбежном случае он станет обращаться в суд (иначе, просто совесть не позволит). И только человек безнравственный, по определению, будет судиться «сколь душе угодно», со всеми и вся. – Т.е., иными словами, будет уповать на произвол какого-то бюрократического (!) ряженого в «чёрной мантии», решения которого, зачастую, просто потрясают своей неадекватностью и абсурдностью, и, по определению же, не имеют никакого отношения к действительной справедливости. А зависят от его клановых и личных «пристрастий», да и от количества «внесённых наличных». И если некоторое судебное решение оказывается, вдруг, вполне справедливым – то это, скорее, оказывается лишь «счастливым случаем», «исключением из правил» и просто «случайным совпадением».

Сегодня известно, уже стало даже расхожей истиной, что юристы – самые безнравственные люди. И это, скажу и по личному опыту, зачастую, действительно, так. Да, и среди них встречаются люди вполне достойные, даже очень и очень достойные, порядочные и честные, но – лишь как исключения из правил, «белые вороны», идущие вразрез с общей тенденцией (методической безнравственностью).

Да, юристы и судебная система, обществу необходимы. Но, во-первых, она должны быть здесь сведена к своему действительно необходимому минимуму. А во-вторых, она должна существовать как такая система, которая сознаёт для чего она существует, знает и понимает свои, т.е. общества (!), реальные цели и стремится реально их достигать, реально служить обществу. И тогда она, эта система, впрочем, будет уже не бюрократической. А вот если она, как всякая бюрократическая система, начинает работать прежде всего на себя, – когда каждый из её членов-винтиков начинает работать на себя, удовлетворять свои карьерные, клановые и своекорыстные интересы и вожделения, – то мы получаем такую систему, которая а) становится социальным паразитом, б) стремится сама «управлять» этим обществом и в) разлагает это общество своими «ядами» и «болезнями». Что, в принципе, и происходит.

Распухшая и раздувшаяся бюрократическая система воспроизводит (как оно и имеет место ныне), прежде всего для самой себя, для своего собственного прироста и прибыли, массу совершенно не нужных обществу, на 9/10 уж точно, разного рода «законов» и «толкований к ним», нарочно написанных крайне «непонятным» «запутанным» слогом, дабы в «мутной воде» этой запутанности и множественности, «поворачивая» законы, куда «надо», ловить «рыбку» своей Прибыли и Власти, иметь возможность беспредельно разрастаться и распухать.

Даже, наверное, можно здесь вспомнить такое правило: чем больше юридическая бюрократическая система, тем более а) в стране совершается преступлений (обеспечение системой алиби своему существованию и приросту), и тем более б) люди этой страны будут внутренне (нравственно!) опустошены и подавлены («вытеснение «юридическим» «этического»).

И это нравственное (и онтологическое!) опустошение и подавление будет компенсироваться здесь в суете сует разного рода судебных тяжб по поводу и без повода.

Надо чётко понимать, что подавать в суд на ближнего своего, – без крайнего на то повода, не говоря уж о «защитах чести и достоинства», – значит, опускать себя, этически унижаться. И человек, который подаёт в суд на ближнего своего, без крайних на то оснований и без наличия явных уголовных преступлений, суть обесчестил себя, сам лишил себя, как априори уже, всякой «чести и достоинства». Нравственность и честь несовместимы с бюрократической юридической, по крайней мере в нынешней её форме, системой.[1]

Вот наиболее личностно опустошённое и внутренне подавленное общество – потребительское общество-механизм Соединённых Государств Америки. Уже стали притчей во языцех американские, в основной их массе, мягко говоря, недалёкость, плоскость, потребительство, безнравственный эгоизм и прочие характеристики внутренней опустошённости данного общества, его глубочайшей подавленности (компенсирующейся в вышеупомянутом алчном эгоизме). И как «прекрасный» индикатор всего этого – безмерно раздутая бюрократическая юридическая система, – как, опять-таки, компенсация нравственной человеческой и социальной опустошённости и внутренней раздавленности. Дело здесь доходит до того, что, по-видимому, большинство американцев, действительно, полагают, что решение – по своему произволу – неким «судьёй», после соответствующих «игр» ещё двух «клоунов», прокурора и адвоката, – каждый из которых аналогично имеет свой клановый, корпоративный и личный интерес, а зачастую интерес банально своекорыстный, и человек тут оказывается разменной монетой бюрократических игр этих двух бюрократических подсистем, а судья всё равно, хе-хе, решает «как бог на душу положит», – есть «истина в последней инстанции».[2] Не говоря уж о таком, по сути своей, крайне издевательском как над правосудием, так и над людьми и обществом, «юридическом» институте как «суд присяжных» (см. о нём подробнее в моей книге «О метафизике и природе власти. Домарки»), нагло симулирующем это самое «правосудие».

Впрочем, тут, «к вашим услугам», есть ещё несколько, аналогично хорошо на этом кормящихся и удовлетворяющих свои интересы, «судебных инстанций», в которых можно обжаловать то или иное, не удовлетворяющее вас, судебное решение – и пойти далее «по ступенькам», по «иерархии инстанций», со всеми вытекающими отсюда их, этих «инстанций», прибылями…

Паче, надо учитывать, что англосаксонская судебная бюрократическая система основывается на таком идиотическом принципе как «принцип прецедентов»: когда какое-либо судебное решение, пусть даже самое нелепое и несправедливое, будет, впоследствии,  полагаться здесь, хе-хе, как пример и образец, и на него будут опираться представители бюрократической «фемиды» в своих последующих «решениях», – если оно будет им «нужно»; и, всё – можно уже не рыпаться.

Так что, «наилучшим», для подобной бюрократической системы, стало бы такое положение вещей, при котором люди и общество, на котором паразитирует данная система, стали бы ей полностью подвластны, стали бы совершенно её «клиентами»; иначе говоря, лишились бы напрочь внутреннего этического измерения, внутреннего нравственного закона и принципов, как личного, так и общественного этоса; т.е. чтобы каждый человек, член данного общества, обратился бы в дутый, пустой внутри, пузырь своего «Эго», одержимый Комплексом неполноценности, компенсирующимся в безудержной алчности и, в частности, в сутяжничестве.

Разумеется, расплодившимся «юристам», что «частным», что «государственным», всей этой бюрократической юридической системе, также будет крайне выгодно всеми правдами и неправдами воспроизводить разного рода преступления, – реальные ли, или фальсифицированные, либо, вообще, фиктивные и надуманные, – и, главное, ни в коей мере реально с ней, с преступностью, не бороться, паче «до полного её искоренения», – ибо всё это ничуть не входит в планы данной бюрократической «юридической», судебной и пр., Мегамашины. Ибо её благополучие и прирост зависит именно от а) благополучия и прироста самой этой преступности и б) от внутреннего этического опустошения граждан, ведущего ко всё большему и большему их сутяжничеству друг с другом, по поводу и без повода.

Иначе говоря, множащаяся и пухнущая бюрократическая «юридическая» система крайне заинтересована в разложении как общественной, так и личной нравственности граждан, в, опять-таки, расчеловечивании человека.

Только существа без совести и чести будут беспрестанно судиться друг с другом, по поводу и без повода. И система сия, бюрократическая юридическая, будет безмерно и безудержно прирастать и разрастаться.

А общество, и человек будут, столь же неумолимо и безудержно, деградировать, обращаться в тупую и алчную эгоистичную массу, без совести и чести (как сама эта Система), безо всякого действительно нравственного своего измерения, с огромным лишь, столь же раздувающимся, комплексом неполноценности (Дырой-в-Бытии).