Декабристы: в цепях цугцванга. Часть 3. От Павла I к Александру I  

Продолжение; предыдущая часть см.:

http://gleb-negin.ucoz.ru/blog/dekabristy_v_cepjakh_cugcvanga_chast_2_intelligencija/2018-07-04-96

   «Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут…» (А.С. Пушкин – письмо жене, апрель 1834-го г.)

   …Масонские ложи были запрещены Екатериной II, – впрочем, без некоего конкретного официального распоряжения, а, косвенно, посредством указа (на имя московского главнокомандующего А.А. Прозоровского; август 1792-го г.), осуждающего масонов Новикова и К°, попутно осуждая и запрещая все «тайные общества». – Легко понять, что Екатерина сильно перепугалась результатами Французской революции (начавшейся в 1789-м г.), в которой ключевую роль играли именно масоны, – курируемые, разумеется, с берега главного на тот момент геополитического врага Франции – Британии, – после чего («революции») Франция оказалась отброшена во внутреннюю смуту и разборки, – что так или иначе дало возможность Британии выйти на первое место в глобальной политике (Франция потом, правда, попыталась восстановить свои позиции, возглавляемая Наполеоном, но это будет уже следующий акт Большой Геополитической Игры).

Разумеется, так просто запретить любимую игрушку тогдашних российских элитариев («масонство») было проблематично. Однако и неглупая часть этих элитариев и сама уж поняла, что «игра зашла слишком далеко» и «можно заиграться и доиграться»: вплоть до «русского бунта, бессмысленного и беспощадного»; посему, от греха подальше, нужно чуть-чуть, хотя бы на время, «прикрыть лавочку». Её и прикрыли. И, как водится, выставили «стрелочника», который оказался призван отвечать за всё и всех. И на роль этого «Фунта», который «будет сидеть», более крупные Игроки, разумеется, выставили того, кто, впоследствии, и стал фигурировать, в историографии, как «главный деятель российского масонства», – хотя, по сути, был лишь фигуркой довольно среднего уровня: «просветитель» Новиков Николай Иванович…[1]

Масонство постепенно стало выходить из «спячки» в период царствования Павла I, – впрочем, «официально», при данном Императоре, оно не было «разрешено», но, в то же время, особо уже и не запрещалось, – тем более, сам Павел, вроде как, был принят, ещё в молодости, под влиянием своего учителя, масона Никиты Ивановича Панина, около 1778-го г. (или в 1784-м г.?), в масонство вышеупомянутым И.П. Елагиным;[2] окончательная «реабилитация» масонства стала происходить в пору правления Александра I, – сперва как бы полуподпольно, а потом, вот, уже и «во всей красе», ~ с 1815-го г.: возникла Великая ложа «Астрея», созданная, опять же, по аналогии с английскими ложами: «четыре в одну», и – вот, ложи «всплыли на поверхность», «проснулись»: с Великим мастером Мусиным-Пушкиным-Брюсом (1773-1826) во главе, аналогично Елагину, подвизавшимся на ниве Императорских театров и прочего «поощрения художеств». После чего Ложи стали «всплывать» и «открываться», можно сказать, вполне массово…

Картина нашего повествования, однако, не будет полной, если мы не сделаем несколько штрихов, сугубо тезисно, относительно ключевых фигур Государства Российского, – олицетворявших в те времена, хорошо ли плохо ли, собой Самодержавный принцип, – соответственно, упомянутых Императоров Павла I и Александра I, их специфических личных качеств и коллизий престолонаследования, – без чего возникновение и раскрытие «декабристского движения», – как, волей неволей, инструмента реализации Олигархического принципа, – вообще, понять будет вряд ли возможно. …

Павел I Петрович (1754-1801; Император 1796-1801-й гг.) – один из наиболее оболганных правителей России, – уступает, в этом отношении, по-видимому, лишь Ивану IV Васильевичу Грозному Рюриковичу да, наверное, Иосифу Виссарионовичу Джугашвили-Сталину. Что, впрочем, вполне понятно и очевидно, – по соответствующим причинам (о коих ниже).

Известно, что Екатерина II, скажем так, несколько недолюбливала своего сына, – рождённого ею то ли от, действительно, её мужа Петра III, свергнутого ею с престола и из жизни, то ли от фаворита-любовника Сергея Васильевича Салтыкова, что, однако, не суть, здесь, важно (хотя, скорее всего, всё-таки от законного мужа), – и даже полагала передать трон своему любимому внуку – Александру Павловичу, – через «голову» его отца, своего «нелюбимого» сына (Павла); Павел же, зная и чувствуя подобное к себе отношение матери-императрицы, таил соответствующий рессентимент и, можно предположить, беспокойство относительно трона; и потому, когда, всё-таки, взошёл на российский престол, – судя по всему, достигнув, при этом, определённых предварительных договорённостей со своим сыном, Александром, – многое стал делать в пику прежней Императрице: что, разумеется, не могло «порадовать» многих из «неплохо и тепло устроившихся» прежних «екатерининских» чиновников и элитариев. – Зачастую, оказывалось, суть не важно нужно или не нужно было что-то там или тут менять в системе госустройства, хорошо ли было что-то или плохо, главное – что вопреки «маменьке», наоборот тому, как было при ней. – Однако, надо при этом заметить, Павел, всё же, действовал не сугубо в данном ключе, но и имея своей откровенной целью, в наших терминах: «заставить элиту работать на государство».

Действительно, при стареющей Екатерине многие из представителей данной элиты конкретно, извините, «забили» на свои служебные обязанности, – в Сенат не ходили (как иные из нынешних «народных избранников»), дела годами валялись не початыми и не решёнными (например, «дело» неких рязанских помещиков длилось 40 лет, с 1757-го г., а помещики эти «благополучно» всё это время «сидели» в «предвариловке»), и т.д., – хотя взятки брать, разумеется, лихо продолжали, да во всё растущих масштабах, – а вот Павел всё это безобразие и «халяву» попытался резко пресечь: в частности, заставил дворян служить, – в определённой мере, «заморозив» указы Петра III и Екатерины II о «вольности дворянства», – а также: а) запретил распродажу крестьянских семей порознь, б) запретил использование помещиками на себя труда крепостных в воскресенье, в) ограничил барщину тремя днями в неделю, г) позволил, вновь, подавать челобитные и т.д.;[3] не говоря уж о целенаправленном наведении порядка в армии, о целевой программе усовершенствования артиллерии etc.

Разумеется, подобные его действия категорически не понравились «доброй» половине «екатерининских» элитариев, – и они восприняли Павла, и все его попытки нововведений, «в штыки».

Наверное, не все нововведения Павла были, действительно, хороши, – например, излишняя симпатия Павла к прусским армейским порядкам, его попытки переделать русскую армию на прусский «муштровый» лад, вплоть до «буклей», вряд ли можно назвать позитивными, – однако, в целом, Павел, в плане его стремления мобилизовать элиту, действовал, скажем так, в верном направлении.

Надо заметить, впрочем, что какой-либо цельной стратегической программы у Павла, по-видимому, не было; его нововведения представляли собой, в значительной мере, шараханья из стороны в сторону, – и это, конечно, было «минусом» его правления. Павел, скорее, действовал хоть и активно, но – ситуативно, «по ситуации»; возможно, у него были некие смутные цели относительно того, куда и как преобразовывать государство, – но всё это если и было, то именно очень «смутно».[4]

Аналогично довольно «смутными», судя по всему, были и представления Павла и о значении ценностно-смысловой системы в жизни государства и общества, и о тех опасностях, которые, в этом отношении, могут его, как правителя России, подстерегать в мутном море мировой политики, – о чём, в частности, довольно ярко говорит приобщение его к католическому Мальтийскому Ордену («Госпитальеров», «Иоаннитов»), коего он стал Великим Магистром (в декабре 1798-го г.), – о чём, к слову, по имеющейся легенде, он, якобы, грезил с детства, – совершенно не понимая, по-видимому, всей опасности подобных «интимных отношений» с католицизмом, – возможно, крайне наивно полагая, что он, таким образом, положит начало воссоединению, под его «чутким руководством», православия и католицизма в единую христианскую Церковь, но…

Но, действительно, сбитые ценностно-смысловые ориентиры Государства Российского сыграли и тут, с очередным правителем России, в данном случае с Павлом I, очередную «злую шутку», позволив ему серьёзно, извините, вляпаться в нечто нехорошее, со всеми вытекающими отсюда скверными последствиями…[5]

Дополнительно, наверное, в создании негативного исторического образа Павла I свою роль сыграл и специфический характер Императора: его склонность к перепадам настроения и довольно эмоциональным «первым реакциям» (иногда отнюдь не адекватным положению дел), – что только «подливало масла в огонь».

По своему складу характера («личностной акцентуации») Павел был, скорее, ананкастом, но при сильной эпилептоидной тенденции; как ананкаст – он, до навязчивости, пытался наводить во всём определённый порядок, – скорее всего, действительно, пытаясь таким образом заглушить-компенсировать некую систему травмирующих событий, связанных с его детством; как эпилептоид – заставлял то же самое делать («всё по порядку») других; подобная эпилептоидная акцентуация ещё усугублялась его, Павла, излишней эмоциональностью, – что, для управленца, отнюдь не есть хорошее качество, во-первых, мешающее принятию разумных взвешенных решений, а во-вторых, негативно настраивающее по отношению к нему его подчинённых, более того – напрочь подавляющее их иницативу.

Более того, эта излишняя эмоциональность Павла обернулась для него тем, что более лукавые и хитрые «заговорщики» переиграли его посредством данного его свойства, – устранив всех тех, кто был предан к Государю и более честен по отношению к Отечеству (А.А. Аракчеева, Ф.В. Ростопчина и др.): кого подставив, кого убрав иными интригами, вызвав в их отношении негативную «эмоциональную первую реакцию» у Павла.

Например, Павел имел свойство смотреть человеку пристально в глаза, определяя насколько тот честен: если человек отводил взгляд, значит, он лжёт, если не отводил, то, значит, правдив, – однако данный способ категорически неверен: честный человек, совестливый, будет отводить взгляд, даже если говорит правду, а записной лжец, напротив, будет «честно» смотреть вам в глаза и «врать на голубом глазу», – возможно, этот категорически неверный «тест», своего рода ложный «детектор лжи», и сыграл с Павлом злую шутку: способствовал тому, что он удалил от себя честных людей и, напротив, приблизил к себе лжецов, подлецов и заговорщиков.

Однако, что касается расхожих мнений о некоей жуткой «взбалмошности» Павла, не говоря уж о ходячих легендах о его «безумии» – то это уже суть работа банальных фейкомётов, забивших фонтаном после его (Павла) убийства, в целях прикрытия-заглушки данного убийства и, вообще, выставляя это убийство, и его убийц, в розово-радужном цвете.

Как бы то ни было, но и вся ситуация Павла – была, увы, тем же политическим цугцвангом. Может быть, в сложившейся «псведоморфической» ситуации «идеальным», – если подобное слово тут, вообще, применимо, – вариантом, было бы просто «подвешивание» или, вот, «подмораживание» ситуации: в надежде, положим, на Чудо или, в иной системе толкования действительности, на «русский авось»: авось, например, как-нибудь «само рассосётся», со временем; или, вот, «Бог поможет», и мы – выпрыгнем из «безнадёжно проигрышной ситуации».

Однако Павел, в силу субъективных своих причин-особенностей, в большей степени, хотя, наверное, и определённых причин системных («объективных»), от «своего хода», от «ходов своих», отказываться отнюдь не хотел и не собирался, а, напротив, жаждал «ходить», Играть! – и, как долго уж бивший до того копытом на старте иноходец, которому долго не давали, вот, наконец, возможности всех обогнать на дистанции, вырвался: «царствовать», «реформировать», «погонять»!

Но, как я уже сказал, в сложившейся ситуации «политического цугцванга» любое «управленческое телодвижение» Павла, тем паче резкое, – каковы были ему субъективно свойственны, – вызывало так или иначе негативную, по преимуществу, реакцию.

В то же время, Павел, разумеется, учился на своих ошибках, – и довольно скоро, например, понял ту очевидную вещь, что «честно дружить» с Англией, – как, впрочем, и с некоторыми другими европейскими державами, всегда чётко знающими и преследующими только сугубо свой национальный интерес и, при необходимости, завсегда «сливающими» своего союзника, наипаче если этим союзником является Россия, – это только себе вредить и подставляться: вон, Суворова аж в Альпы союзнички загнали: в надежде, что он там, со всей русской армией, сгинет и сдохнет. – И всё это они, «союзнички», англичане да танцующие под их дудку австрийцы, сделали спасая «наполеоновскую» Францию, – своего, на тот момент, врага (!), – с единственной целью не дать России торжествовать победу и утвердиться, как самый влиятельный Игрок, на «политико-шахматной доске-карте» Европы.[6]

После чего Павел сделал, с геополитической точки зрения, довольно верный ход, – во внешней политике, замечу, у России цугцванга, подобного имевшему место в политике внутренней, в ту пору не было, – вступил в тактический союз с Наполеоном против «кинувшей» его Британии, и даже, вот, послал (27.02.1801.) казачьи части (числом 22,5 тыс. сабель) нанести, совместно с войсками Бонапарта, удар по «британской печени»: по Индии. – Англия, разумеется, этого оставить так просто никак не могла…

Павел, к сожалению, не учёл этого смертельно опасного для себя фактора: не учёл, насколько сильна и глубоко укоренена сеть английской агентуры влияния в российской высшей элитке, не учёл великого уровня коварства и цинизма «туманного Альбиона», – и, наверное, наивно полагал, что «августейшие» особы, несмотря на все, вплоть до военных, противоречия промеж державами, всё одно остаются, должны оставаться, неприкосновенными, – ох, действительно, бедный наивный Павел! – «связался младенец с чёртом»!, – разве, вообще, что-то может остановить Британию, её высшую элиту, не говоря уж о спецслужбах, если речь идёт о кровных британских интересах, а уж тем паче об Индии!? – да ничто не остановит!

И Павел был «благополучно» убит заговорщиками. Заговор был обеспечен, и финансово и идеологически, британской агентурой: тут и посол Чарльз Уитворт (главный распространитель фейка, ~ с марта 1800 г., о «безумии» российского Императора, и хоть в том же году и выдворенный Павлом из страны, однако оставивший здесь, в России, всю свою «элитную» агентуру влияния), ведший себя в России подобно наместнику в стране туземцев (!), и «священник» Л. Питт, брат главного кукловода данной «спецоперации», британского премьер-министра Уильяма Питта, посланный тогда в Россию с «религиозной миссией», etc., –  через, соответственно, местную пробританскую агентуру влияния, представителей местной туземной элитки, крайне недовольных тем, что «самодур» Павел их «прижал» и, какой ужас!, «заставил работать», – П.А. Палена, Н.П. Панина (племянника Н.И. Панина), Л.Л. Беннигсена (земляка британских королей Ганноверской династии (1714-1901-й гг.)), братьев Зубовых и пр., деньги которым из Британии шли через любовницу Уитворта Ольгу Жеребцову, сестру указанных Зубовых, державшую соответствующий «салон», ставший англофильским и павлофобским центром и т.д.[7] – Особенно тут нужно отметить такого персонажа, как С.Р. Воронцов – главный элитный «англофил», откровенно уже призывавший, с конца 1800-го г., обретаясь сам, разумеется, в Лондоне, к убийству Павла I. Также, немаловажно, что большинство из вышеперечисленных персонажей являлись членами масонских лож (так или иначе, курируемых из Туманного Альбиона): Л.Л. Беннигсен – ложа «Искренность», С.Р. Воронцов – ложа «Скромность», и т.д.

К слову, «английская партия» в тогдашней российской элите, – т.е. элитарии, ориентирующиеся, политически, на Англию, – была, наверное, наиболее влиятельной и сильной, – что нисколько не удивительно, учитывая масонскую «британскую головку», – и эта партия явно превосходила, по своим силе и влиянию, и «немецкую», и «французскую» (и прочие) партии. Ну а самой слабой, наверное, в тогдашней «российской» элите можно считать, условно, «партию русскую», если таковая, вообще, в сколь-либо реальном виде (не считая одиночек, вроде Ермолова), имела место…

И такой любопытный нюанс: все главные заговорщики, – и Пален, и Беннигсен, и братья Зубовы, – все они только-только вот недавно были «прощены» Павлом и с них были сняты те или иные недавние «опалы», и они снова были возвращены и «подняты» им в «высшую политику»! – Это к вопросу о «тирании» Павла. – Вот если бы Павел был, действительно, «кровавый тиран», то никакого заговора против него не состоялось! – просто все те, кто осуществлял и, вообще, могли бы, по своим статусным характеристикам и личным особенностям, осуществить данный заговор, были бы им просто-напросто казнены, «стёрты в лагерную пыль». И всё. Вот так излишний «гуманизм» Императора приводит его к гибели. – Будущим правителям на заметку.

И ещё, надо заметить: о намечающемся заговоре против Павла I было известно тогда уже чуть ли не всему Петербургу; тем паче, элите было довольно приятно подпитываться подобными чаяниями, и, в этом плане, наверное, слухи о заговоре шли впереди ещё самого заговора, даже, наверное, когда тот ещё и не созрел. И не сказать, что и Павел ничего не знал о заговоре; разумеется, знал, пусть и не определённо, не зная, кто именно состоит в числе заговорщиков, – но о том, что нечто подобное против него вроде как готовится – знал и предчувствовал. Проблема в том, что он не знал, откуда именно последует удар. Более того, те, кто намеревались нанести этот удар, и кто, в итоге, этот удар и нанесли, – Пален и К°, – вошли в самое ближнее доверие Государя, устранив, по возможности, всех тех, кто мог бы им в этом деле помешать (см. выше).

Существует история о том, что Пален, будучи ответственным за раскрытие данного заговора (так!), принёс, незадолго до переворота (07.03.1801.), Павлу список заговорщиков, в котором… фигурировал он сам, – и на вопрос Павла, как, мол, такое может быть?, – ответил, что он, Пален, таким образом, хе-хе, втёрся в круг заговорщиков. – А когда Павел, тут же, решил наказать всех перечисленных в списке заговорщиков, то Пален остановил его тем, что, вот, дескать, в списке же состоят и ваши сыновья (Константин и Александр), и жена, и невестки, и т.д., и их вот так сразу нельзя «репрессировать», нужно действовать тут, хе-хе, тоньше и осторожнее…

И Павел отложил тогда свои «репрессии»; а вот заговорщики, таким образом, можно сказать, повязали, страхом этих неминучих уже «репрессий», тех, кто ещё колебался, но, вот, фигурировал в данном списке, окончательно перетянув их на свою сторону, отрезав им «путь назад»…

Что касается личных выгод Палена от данного «переворота», то он, по-видимому, решил претендовать тут на роль своего рода «серого кардинала» при незадачливом Александре I (новом Императоре), однако явно зарвался, не рассчитал расклад сил – и был вскоре отправлен Александром в Курляндию, в своё имение…

Существует информация, что Павел, кое о чём всё же догадываясь, или предчувствуя недоброе, послал, прямо накануне своего убийства, нарочного в Грузино, к «опальному» Аракчееву, помятуя о действительной преданности того Императору, – однако и заговорщики тут не дремали и, усилиями всё того же Палена, Аракчеев был попридержан на заставе под Петербургом, вечером 11.03., и, таким образом, не успел, – а успей он, всё могло у заговорщиков и поломаться…

Аналогично не успел «спасти» Павла и столь же срочно вызванный им Ф.В. Ростопчин (из Москвы), – подобно Аракчееву тоже в то время, вследствие интриг заговорщиков, «опальный», но тоже, несмотря на свою опалу, бывший тем человеком, на которого Павел мог бы опереться…

Убийцы-заговорщики двигались (в ночь с 11 на 12 марта 1801-го г.), с разных сторон, к Михайловскому замку (в коий, как в свою «мышеловку», Павел переехал совсем недавно, 01.02.1801.), двумя группами, все бухие, – кроме их непосредственных руководителей, Палена и Беннигсена, – общим числом ~ 130 человек, – причём, дошли до, собственно, спальни Павла I, т.е. места убийства, уже раз в пять меньшим количеством, протрезвев по дороге и «рассосавшись-заплутав», – причём, у самых дверей вроде как попытался так же «ускользнуть» и трусливый Платоша Зубов, однако Беннигсен остановил его окриком «стоять!», и тот вынужден был подчиниться, – и, вот, миновав, пользуясь служебным высоким положением, почти все посты охраны, – лишь на одном, где их не хотели два безоружных гусара пускать, заговорщики вынуждены были одного караульного убить, а второго обратить, закричавшего «караул!, убивают!, помогите!», в бегство, – заговорщики ворвались в опочивальню Павла, – сперва группа Беннигсена, а чуть позже «подоспела» и «группа Палена» (причём, сам Пален «не светился», всегда руководствуя как бы позади, «из-за кулис»), – и поначалу, якобы, по их рассказам, Императора в комнате не обнаружили, – «птичка упорхнула, хе-хе!», – и лишь, якобы, поискав, обнаружили того спрятавшимся за ширмой, – хотя, исходя из интерьера комнатки, там и ширмы такой нигде быть не могло, за которой Павел мог бы спрятаться целиком, – и, вот, якобы, обнаружив «трусливо спрятавшегося» Императора, заговорщики потребовали от него отречься от престола, ввиду де его «помрачения рассудка и тяжёлого деспотизма», – даже, вот, заготовили заранее, хе-хе, «проект отречения», «на подпись», – на что Павел (в отличие от Николая II) их крепко «послал» и хотел уйти, но ему, разумеется, этого сделать не дали, и, вот, якобы, после получасовых (!) препирательств, в пылу начавшейся драки, «тупой бык» Николай Зубов нанёс удар Павлу табакеркой в висок, – эта табакерка впоследствии станет «реликвией» рода Зубовых, – после чего все стали его бить и пинать, так сказать, вымещая весь свой рессентимент, а некий штабс-капитан масон Я.Ф. Скарятин душил, уже вроде как мёртвого, своим шарфом…

В итоге, «английская» Игра была сделана…

На что Наполеон, вступивший в союз с Павлом против Англии, и на которого тоже недавно (24.12.1800.) было совершено покушение (в результате которого, взрыва, погибло, как миниумм, 13 человек), произнёс: «они (т.е. британцы) промахнулись в меня в Париже, по попали в Петербурге!».

Российская элитка, по преимуществу, забилась, по этому поводу (убийства Павла), в счастливом экстазе, – выпив к вечеру того дня (12.03.1801.) все запасы шампанского, хранившегося в петербургских винных складах…

В противостоянии олицетворявшего, на ту пору, Самодержавный принцип Павла I, с одной стороны, и Олигархического принципа, представителей коего Павел явно растревожил, как осиный рой, Император, в итоге, потерпел поражение.

Впрочем, тут всё как обычно: Олигархический принцип, его представители, по своему предательскому обыкновению, «благополучно» образовали «смычку» с представителями иностранного, – прежде всего, здесь, британского, – истеблишмента и, разумеется, Капитала, – и составили соответствующий «заговор» и обеспечили Императору всероссийскому преждевременный уход в мир иной насильственным путём.

Кстати, упомянутая «смычка» весьма напоминает аналогичный исторический «союз» в ситуации отравления Ивана IV Грозного, – когда местная, вот так же прижатая царём элитка, соединив усилия с аналогично «недовольными» представителями британского истеблишмента и Капитала (из т.н. «Московской компании»), а также – с представителями Папской церкви, – ну куда же без них! – прежде всего, иезуитского толка, – составили, судя по всему, единую команду «заговорщиков» по тихому устранению столь для них опасного или, хотя бы, неугодного им, Самодержца. Кто в данной скверной акции, из вышеперечисленных «игроков», играл тогда роль дирижёра, кто «первой скрипки», а кто, скорее, был лишь на подхвате – это, пока, покрыто «историческим мраком», но как бы то ни было – бенефициарами выступили здесь именно все эти ребята. То же – и при убиении Павла; впрочем, наверное, тут, всё же, обошлись без иезуитов-католиков, – усилиями одних британцев да местных туземных дворян-вождей; хотя, кто знает?…

Далее, заговорщики – вручили «эстафетную палочку» императорской власти Александру Павловичу, сыну Павла I Петровича, ставшему, таким образом, Александром I. Мол, царствуйте, Ваше Величество, хе-хе. – И Александр, как кисейная барышня, в очередной раз, тогда упал в обморок… Или изобразил, что упал…

Подобный акт, – убийство Павла и передача власти Александру, – очевидно, предполагал: а) торжество Олигархического принципа, при котором Император (Александр) обращался, изначально, в марионетку элиты-олигархии, возведшей его на престол, – тем паче столь устрашённого показательной акцией убийства его отца (немудрено, что Александр почти сразу же восстановил «жалованную грамоту» дворянству), и б) торжество британской агентуры влияния, тем паче показавшей на что она способна, и, значит, новоявленный российский Император теперь уже никуда от Британии не рыпнется: ибо побоится.

Тем более, наверняка, Александр если и не участвовал, собственно, в заговоре, и уж, конечно, не руководил оным, однако – знал об этом заговоре, о том, что нечто подобное готовится, и даже, вроде как, изображал надежду, что его отца-императора, при этом, не убьют, а только слегка, извините, покалечат да оттащат от трона. – Ну это, разумеется, совсем уж наивные мечтания. – В Большой Политике сопли не размазывают, а – извините, «перо в бок, мясо в речку»; ну или, вот: табакеркой по башке да шарфик затянуть покрепче не шее. – Как бы то ни было, но «соучастие», скажем так, Александра в заговоре против своего отца давало дополнительный козырь («компромат») элитариям-заговорщикам, убравшим Павла и возведшим, тем самым, Александра на престол, в их возможностях манипулирования новым Императором.

Александр, по-видимому, привыкший к двоедушию, к двуличности, с детства, возможно, вызванными его «разрыванием» промеж бабушкой, не чаявшей в нём души да прочившей его в Императоры, с одной стороны, и отцом – относившимся к нему, мягко говоря, более строго, да и, в законном порядке, претендовавшем на престол после смерти Екатерины II самолично, с другой стороны, – так вот, «двоящийся» таким образом Александр, можно предположить, окончательно превратился в свою собственную маску после того, как был убит его отец, а сам он стал возведён на трон, – теперь, отныне, так или иначе, замаранный в грехе отцеубийства. И с этим грехом предстояло ему не только жить, но и править. И в то же время, как я уже сказал – это сильнейший компромат: который может завсегда использовать как местная элита, так и иностранные «партнёры», при случае, если что. И они, конечно, использовали.

И тут остаётся, действительно, лишь два выхода: либо, в принципе, придушить совесть и свою «подлинность», либо всё это, и совесть и подлинность, глубоко скрыть под абсолютной маской-личиной (есть ещё вариант «сойти с ума и тиранствовать», но это, во-первых, совсем уж маргинально будет, а во-вторых – «придушить совесть» тоже ведь есть своего рода «безумие»). Скорее всего, с Александром произошло нечто близкое ко «второму варианту». Вот, оттого, и получился этакий «очаровательный» «Сфинкс, не разгаданный до гроба» (по выражению П.А. Вяземского), «В лице и жизни арлекин…», «Властитель слабый и лукавый / Плешивый щёголь, враг труда…» (А.С. Пушкин) и т.д.[8]