"Чудесное отречение". Продолжение второе - 1 Марта 2017 - Блог

«…Революция у нас будет искусственной, необдуманно сделанной так называемыми образованными классами, общественными элементами. У них цель одна: свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства… …Они, встав во главе, очутятся силою вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалятся со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России, с евреями во главе…»

Это было, действительно, «чудесное» восстание: никто его вроде как не организовывал, а оно, вот, раз – и случилось.

Чтобы организовать подобного рода «восстание-революцию» необходимы, прежде всего, деньги, большие деньги, очень большие деньги.

И тут, в качестве главных, возможных, подозреваемых, в организации этого «чудесного восстания», у нас имеется три, исходя из их подобных возможностей и наличия соответсвующих «мотивов преступления», подозреваемых: во-первых, это вышеупоминавшиеся немцы, во-вторых – местная олигархия, и в третьих – англичане.

Кто-то, конечно, может сказать, что это, мол, могли быть непосредственно некие «революционные организации», – однако, надо заметить, что все революционные организации так или иначе всегда являются вторичными по отношению к указанным Большим Деньгам, и сами, в свою очередь, контролируются и координируются, управляются, можно сказать, этими Большими Деньгами; не субъект они здесь, а лишь – инструмент. Тем паче, что все «революционные организации» вроде как оказались застанными врасплох данной «революцией».

Ну и, наконец, версию о том, что всё это «революционное восстание» произошло как-то «чудесным образом» само собой, «стихийно» – можно оставить, разве что, для моих смешливых тапочек.

Итак, как я уже говорил, первый подозреваемый, Германия, для которой, разумеется, подобного рода внутренняя смута в тылу их военного на тот момент врага, была весьма выгодна – отпал за неимением «агентурных» возможностей; и тоже, в сущности, оказался застанным здесь, в лице своих специальных служб, врасплох.

Второй «подозреваемый» – местная олигархия, – да, имел и мотив и средства для проведения этого «чудесного восстания», однако, как Субъект, способный на проворачивание подобного рода акций, ещё не существовал; и мог, в сущности, всё это совершить лишь будучи «чутко руководимой» неким иным, более, так сказать, «опытным», Субъектом.

И этим Субъектом, имевшим и средства (Большие Деньги) и опыт проведения такого толка мероприятий, и, главное, «железный» мотив – была Великобритания, наш третий «подозреваемый».

А иных «подозреваемых» тут просто нет (в природе).

Надо сказать, впрочем, что соответствующую, финансовую прежде всего, помощь тут оказали и американские банкиры, – однако это была именно «дополнительная помощь»; эти ребята ещё далеко не столь твёрдо, в лице своей агентуры, ощущали себя в России тогда, и, потому, могли лишь соучаствовать в деле, но не проворачивать его самостоятельно.

Итак, чудесное восстание-революция было осуществлено, – за неимением, в принципе, иных возможных подозреваемых субъектов, – местной российской олигархией-элитой, под чутким и авторитетным руководством, через масонские ложи и т.д., Великобритании…

Около 14 часов (27.02.) восставшая вооруженная толпа захватила Таврический дворец, – в коем происходили заседания Государственной думы, – а теперь там, после роспуска оной Думы, члены данной Говорильни (Парламента, буквально), не желая, так сказать, распускаться, крайне возмущённые вышеуказанным своим «роспуском», занимались созданием т.н. Временного Комитета Государственной Думы (ВК ГД), – и ютились в том крыле, которое «любезно» было им оставлено толпой восторжествовавших во Дворце Рабочих и Солдатских депутатов, только что «разрушивших» все городские тюрьмы и исполнившихся «освобожденными» «узниками совести».

Во главе ВК ГД самопровозгласился небезызвестный Родзянко; в числе его подручных «думцев» фигурировали всё те же «братья», в основном – из «прогрессивного блока»: Некрасов, Коновалов, Милюков, Львов, Ефремов, Чхеидзе, Керенский…

Восставшие «рабочие и солдаты» тут же, к вечеру того же дня, в Таврическом дворце, – опять же, весьма «чудесным образом» соорганизовавшись, – провозгласили свой Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов (ВИК СРД), во главе коего нарисовались: «освобождённый» меньшевик К.А. Гвоздев, опять же меньшевик Г.С. Чхеидзе, символическая «тройка» ССС, – в которую входили: ещё один социал-демократ Н.Д. Соколов (развивший тогда особую активность),[1] вроде как большевик Ю.М. Стеклов (Нахамкес),[2] «худой, тщедушный, со злобным лицом» и с постоянной «ядовито-ироничной улыбочкой» меньшевик Н.Н. Суханов (Гиммер);[3] да плюс персонажи вроде бундовца Г.М. Эрлиха и иже с ними; почти все, к слову, братья-масоны (вот вам, кстати, и подноготная случившегося «чуда организации»). – Возглавлявший ВК ГЖ Родзянко, втихомолку, но с удовольствием, презрительно именует весь этот балаган, ой, простите, «совет рабочих и солдатских депутатов» «советом рачьих и собачьих депутатов», – такая вот «дружба» промеж «заговорщиков».

Любопытно заметить, что костяк ВИК СРД составили представители как раз той самой «рабочей группы» Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК), о которой я уже упоминал выше, и главой коей и состоял К.А. Гвоздев.

«Рабочая группа» ЦВПК была создана в ноябре 1915-го г. – в целях соответствующей работы в среде рабочих в плане революционного сдвига; так сказать, создавала «рабочую массовку» заговора-переворота. Данная «рабочая группа», в частности, попыталась устроить нечто вроде «революции» в «годовщину» (12-летия) «кровавого воскресенья» (09.01.1917.), – однако народу вышло на петроградский «майдан» отнюдь не столько, сколько предполагалось и было нужно для масштабной «революционной массовки», и «юбилейная революция» обернулась пшиком. Ну а в ночь с 26-го на 27-ое января почти вся указанная «рабочая группа» оказалась арестована «охранкой»; впрочем, этот арест был довольно-таки поверхностной мерой, потому как основные заговорщики, так сказать ядро заговора, в лице Гучкова, Коновалова и К°, ускользнули от ответственности, «прикрытые» высокопоставленными чинами, так или иначе причастными заговору, в лице всё того же министра-предателя Протопопова.[4]

И, вот, арестованные члены «рабочей группы» «благополучно» оказались освобождены (27.02.1917.) «восставшим народом», – и тут же составили из себя ядро ВИК СРД, – слившись в Таврическом дворце с подельниками-меньшевиками из «распущенной» Думы в лице вышеупомянутых Чхеидзе[5] и К°. Меньшевики, вообще, составили тогда костяк ВИК СРД («Петросовета»).

Первое заседание данного Петросовета началось около 21 часа 27 февраля; на нём сложился Постоянный исполнительный комитет СРД (ПИК СРД), числом в 15 человек; на следующий день ПИК состоял уже из 20 человек; а 01.03, преобразованный в ПИК Совета рабочих и солдатских депутатов (СРСД), дошёл численностью до 30-ти; ну и, наконец, 02.03. ПИК СРСД сложился в мозаике из 36-ти членов. Главой его стал всё тот же Чхеидзе (меньшевик), товарищами его – А.Ф. Керенский (человек блуждающей партийной принадлежности, то трудовик, то эсер) и М.И. Скобелев (меньшевик);[6] все трое – масоны (Великий Восток народов России). Керенский и Чхеидзе стали, в то же время, своего рода связующими звеньями промеж «взбунтовавшимся» Временным комитетом Государственный думы (ВК ГД)[7] и ПИК СРСД; хотя, точнее, их нужно было бы назвать передаточными звеньями от кукловодов заговора к сугубым марионеткам «чудесной революции», – так сказать, «промежуточными марионетками» посерёдке разветвляющихся ниточек.

В описываемый день (27.02.), военный министр Беляев шлёт в Ставку, из Петрограда, панические телеграммы, содержание коих сводится к банальному: о!, а!, принимаю беспощадные меры подавить бунт!, пришлите помощь!, Хабалов в растерянности!...

В действительности, ни Хабалов, ни Беляев, оказываются совершенно не соответствующими своим должностям «генералами».

Любопытно замечание С.Д. Масловского, эсера, одной из главных фигур в тогдашнем складывающемся революционном Петросовете, о том, что будь у Хабалова хотя бы толика ума – нас («Петросовет» и «революцию») раздавили бы этой же ночью!

Аналогичные «беляевским» телеграммы шлёт тогда и самозванный «председатель» Родзянко, – но уже с упором на создание «ответственного министерства»,[8] суть которых всё та же: о!, а!, дайте «ответственное министерство»!, только это спасёт пациента-Россию!...

Также, вновь, расписывается соответствующей «телеграммой», – Государю, в ответ на требование того подавить восстание, – в собственном бессилии и профнепригодности генерал Хабалов: мол, не могу навести порядок!...

К вечеру 27.02. почти весь город оказывается во власти «восставших солдатских масс»…

Исходя из складывающейся ситуации, Николай, во-первых, распоряжается, вечером того же дня, выслать войска, под командованием генерала Николая Иудовича Иванова, в Петроград, «в помощь», для подавления бунтов.

Костяк данных войск составляет батальон георгиевских кавалеров (около 700 человек), к которым, в скорейшем времени, должны присоединиться отряженные специально с Северного и Западного фронтов по 2 пехотных и кавалерийских бригады (бригада ~ 3-4 тыс. человек). Генерал Иванов назначался при этом и начальником Петроградского гарнизона, с чрезвычайными «диктаторскими» полномочиями: и все министры должны исполнять его приказы.

Прощаясь, после вечерней (или, по иным сведениям, ночной) аудиенции, с Ивановым, Николай Александрович полагает свидеться с ним уже в Царском Селе.

Утром, около 10 ч. (по иным сведениям, более похожим на правду – лишь в 13 часов), 28.02., поезд Иванова уходит на Петроград; батальон с георгиевцами вышел чуть раньше – как раз около 10-ти (или 11-ти) часов.

По-видимому, собственно, батальон георгиевских кавалеров должен был занять Царское Село, взяв под охрану царскую семью, а остальные отряженные воинские части – заняться уже непосредственно зачисткой Петрограда от бунтовщиков.

А во-вторых, Николай даёт чёткое распоряжение предсовмина Голицыну не совершать никаких «перестановок» в правительстве и принять на себя решительно всю полноту власти в Петрограде (действуя, впоследствии, совместно с Ивановым).

Заседание правительства (как оказалось, последнее), в Мариинском дворце, началось 27.02. только около 16-ти часов, – на коем, к слову, министры и советуют настоятельно «беспомощному» министру внутренних дел Протоповову сказаться, от греха подальше, «больным». Впрочем, заседающие министры, вполне «покорно судьбе», ожидали своего ареста с часу на час…

Члены же «закрытой» (утром сего дня) Думы, о чём я уже говорил, собрались, по обыкновению, в Таврическом дворце, где шумно протестовали-роптали против подобного высочайшего решения, но тут… в Таврической дворец (днём) ворвались толпы восставшего «народа», – и заняв вскорости весь дворец, заблокировали депутатов в их думском закутке, – чем привели, впрочем, эту депутатскую массу в страх и панику – и многие из «народных избранников» стали просто выпрыгивать в окон… но отнюдь не все, – те, кто был, так сказать, «посвящён» в ситуацию, держались на гребне волны, – и прежде всего это касается такого «высокого» (в своих масонских кругах) депутата, как А.Ф. Керенский, – который тут оказался вполне, так сказать, в своей стихии – и стал активно рулить процессом: поймал, так сказать, свою стихию-волну! – взлетел, витийствуя, на её гребень и стал ораторствовать и «договариваться» с восставшей толпой.

Александр Фёдорович, действительно, очень удачно вписался в ситуацию. Во-первых, он, разумеется, как один из высших масонов России, был посвящён (в отличие от большинства прочих депутатов) во все планы развёртывающейся революции, а во-вторых – его личные качества оказались в подобной ситуации весьма к месту.

Как человек истероидного типа, сиречь блещущий внешними своими эффектами, актёрством и позёрством, имея хорошие ораторские способности, он оказался именно тем, кто понравился толпе («зрителю»), с одной стороны, и – очень-очень нравился сам себе в этом своём витийстве. Толпа вознесла его и понесла на руках; а он – руководил вроде как этой толпой, его несущей. Впрочем, «руководил» он ею до тех пределов, пока сам вписывался в вырвавшийся поток-мейнстрим буйства этой толпы, – однако как только данный поток приобрёл, по очень различным причинам, иное направление, идущее в разрез с тем, что он, Керенский, вещал, то толпа, только-только вот восхищавшаяся им, его бросила, смяла и растоптала, – но случится всё это уже несколько позже, ближе к осени данного, 1917-го, года.

Окружённые со всем сторон «восставшим народом», образовавшим свой «Петросовет» (СРиСД), «руководящие» остатки Госдумы, – ознакомленные около полудня того же дня с указом о роспуске их «Говорильни» («Парламента»), – и создают, около 15-ти часов, свой, уже вышеупомянутый, Временный Комитет Государственной Думы (ВК ГД), во главе со всё тем же Родзянко, и в который входят уже неплохо нам известные г-да Некрасов, Милюков, Чхеидзе (одновременно, входящий и в верхушку Петросовета), Керенский (аналогично, из верхушки Петросовета), Коновалов etc. (всего 13 человек, включая Б.А. Энгельгарда, как самопровозглашённого, данным «комитетом», коменданта Петроградского гарнизона).

27.02.1917. – вообще, узловой день «февральской революции».

Именно в этот день на Николая II накатывается волна обработки его в плане создания «ответственного министерства».

С этим, скажем так, гнусным предложением к нему пристают и генерал Алексеев, и генерал Лукомский (тоже из числа активных заговорщиков), и даже, вроде бы, предсовмина Голицын, и, даже, его «фрондирующие» родственнички, – в частности, в.к. Михаил Александрович.

Любопытно заметить, что именно сего числа, 27.02. в.к. Михаил Александрович был «срочно вызван» всё тем же революционно активничающим Родзянко из Гатчины, где отсиживался, в Петроград, и, по приезду, разумеется, подвергся соответствующей обработке думцами-заговорщиками: Родзянко, Некрасовым и К°, – в частности, относительно необходимости создать «ответственное министерство», а также – в плане предложений, в связи с «чрезвычайными обстоятельствами», хе-хе, «взять власть в Петрограде», и, таким образом, хотя бы в «революционном» Питере, так сказать, «заменить собой» «слабовольного и всем «ненавистного» «Николашку». – На что Михаил, не совсем ясно, то ли согласился, то ли нет, а скорее всего, по своему обыкновению, жевал сопли; однако, так или иначе, «согласился» с предложением относительно «ответственного министерства». – И, вот, обратился с подобным «добрым советом» (об «ответственном министерстве») тем же вечером к царствующему брату – Николаю.

На что Николай всем им, этим «либерал-доброхотам», ответил довольно чётко и ясно, что, в переводе на современный язык, звучало бы так: я сам знаю, как мне править!, идите-ка вы все лесом!, и не приставайте ко мне больше с подобными провокациями!

И, по-видимому, именно с этого дня Николая II заговорщики начинают «информационно» блокировать: телефонная связь его с Царским Селом (с супругой) отрезается, а телеграммы доставляются сугубо выборочно.

[1] Соколов Николай Дмитриевич (1870-1928) – сын священника, духовника царской семьи (!), «юрист», адвокат; по-видимому, банально, сын, взбунтовавшийся против своего отца и, оттого, революционер и материалист; сперва народоволец, затем – марксист; неоднократно подвергался «репрессиям» от «кровавого режима» в виде высылки из столицы, – однако как-то не особо, судя по всему, придавал тому значение. В ноябре 1905-го на его квартире «гостил» небезызвестный В.И. Ленин, в качестве члена тогдашнего Исполнительного комитета (ИК) Петроградского совета рабочих депутатов. Активно выступал против «дела Бейлиса», за что, в итоге, совсем уж тут зарвашись, получил 8 месяцев запрета на адвокатскую деятельность. Масон, член Верховного Совета Великого Востока народов России; состоял и в других ложах; кореш братьев-масонов Керенского, Чхеидзе, – с коими и восседал, секретарствовал, во главе Петросовета.

Предположительный автор одиозного Приказа №1 (о коем чуть позже) Петросовета, целенаправленно катализировавшего развал армии. Член Чрезвычайной следственной комиссии по делам бывших царских министров. Провокационно предлагал захоронить «жертв революции», так сказать, «февральскую небесную сотню», на… Дворцовой площади, – однако данное кощунственное безобразие не состоялось. После Октября – жил вполне нормально, работал, в частности, юрисконсультом советского правительства…

[2] Нахамкес (псевдоним Стеклов) Юрий Михайлович (1873-1941) – «юрист», «старый» социал-демократ, арестовывался аж с 1894-го г.; в 1899-м г. бежал за границу (под кличкой «Невзоров»); «большевик» с 1903-го г., участник «революции» 1905-го г., за что и был «благополучно» арестован; выйдя из тюрьмы, в 1909-м фиктивно принял христианство (еврей); в 1910-м г. арестован вновь и выслан за границу. За границей пристроился весьма неплохо: преподавал в «партийной ленинской школе» «Лонжюмо» (под Парижем, в 1911-м г.), под чутким руководством соответствующих иностранных разведок; в 1914-м г. вернулся в Россию. Вошёл (27.02.1917.) в ИК Петросовета; один из «авторов-составителей» Приказа №1.

После Октября – редактор «Известий» (его передовицы для этой, почитай, официальной партийной советской газеты люди тогда так и именовали: «стекляшки»). С 1929-го г. – руководил советскими учебными учреждениями (опыт «Лонжюмо», наверное, пригодился). Арестован в 1938-м г., умер в тюрьме («награда нашла героя»; однако, по-видимому, тоже «невинная жертва репрессий», – «реабилитирован» в 1956-м г.).

[3] Гиммер (псевдоним Суханов) Николай Николаевич (1882-1940) – толстовец (его отец, предположительно, вроде бы даже был прототипом для главного персонажа повести Толстого «Живой труп»), эсер; учился в Париже (1902 г.) в Русской высшей школе общественных наук, – так сказать «институте повышения квалификации» для российских революционеров, под кураторством местных масонов и соответствующих департаментов внешней разведки (Франции и Англии); «заброшен» в Россию, однако вскорости арестован (в 1904-м г.), получил полтора года; выйдя, умотал в Швейцарию; в очередной раз арестован в 1910-м г., сослан; вернулся в столицу в 1913-м г. – уже в качестве меньшевика; вступил в ложу Великий Восток народов России. Приговорён, вновь, в 1914-м г., к ссылке, однако – скрылся и проживал нелегально (в Москве); Член ИК Петросовета (с 27.02.1917.).

Несмотря на то, что вроде как меньшевик и, значит, должен быть против большевиков, – и, действительно, выступал против них, в частности, против ленинских «апрельских тезисов», – однако предоставил свою квартиру для заседания организационной группы большевиков относительно планируемого вооруженного восстания («октябрьской революции»), накануне (10.10.1917.) данного восстания (по-видимому, из-за того, что его супруга, Г.К. Флаксерман, состояла в партии большевиков). В 1920-м г. вышел из меньшевиков, однако в большевики то ли сам не пошёл, то ли его не приняли (в 1923-м г.); вступил в германскую коммунистическую партию. В 1930-м г. был арестован, а его «вредный уклон» в организации советского хозяйства так и назвали: «сухановщина»; впрочем, сей «товарищ», действительно, был активно против «сталинского курса» на индустриализацию, поддерживал, столь благостный для коррупции и тупиковый относительно реального развития страны, НЭП. Дали 10 лет; однако через пять лет заменили арест ссылкой; но… в 1937-м вновь арестовали, – и, по совокупности «заслуг», расстреляли в июле 1940-го г. (тоже «невинная жертва репрессий», – аналогично, вроде как «реабилитирован» впоследствии).

[4] Вообще, эта ставшая уже притчей во языцех практика покрывать, выводить из-под ответственности, высокопоставленных преступников, вплоть до откровенных заговорщиков и террористов, при Николае II, породила вопиющую безнаказанность «элиты» и «интеллигенции», и приводила к тому, что всякого рода шелупонь, «шестёрки», «рыбья мелочь» как-то ещё попадалась в сети полиции и охранного отделения, а рыба покрупнее – своеобычно ускользала и только наглела от такой вседозволенности. Да, впрочем, и «мелочь» не особо наказывалась «по заслугам» – обычно сбегала из места ссылки или, вообще, еще не доехав до оной. А что до данного случая, то Протопопов противился даже аресту «рабочей группы», – однако продавить этот арест всё же удалось. Жаль лишь, что Гучков и Кº ушли от ареста и ответственности, – а арестуй их тогда, глядишь, и «революции» бы не было никакой.

К слову, Протопопову был в своё время (Глобачёвым, главой Петроградского охранного отделения) подан полный список будущего «временного правительства», сиречь – список всех основных заговорщиков, так сказать, бери их тёпленькими. Да только вот опять г-н Протопопов тормознул дело.

[5] Чхеидзе Карло (Николай) Семёнович (1864-1926) – грузинский националист, адепт грузинской самостийности, сторонник ослабления, а лучше – разрушения, российской государственности, не особо скрывающийся русофоб; член РСДРП с 1898-го г., с 1903-го г – меньшевик; участник революции 1905-го г.; и, что любопытно, с того же 1898-го г – член городской думы Батуми, а с 1907-го – член Тифлисской думы; с 1909-го г. – масон, состоял в местечковых грузинских ложах и Великом Востоке народов России (впрочем, напрочь «не понимал» масонскую задачу «самосовершенствования», «культур-мультур» какой-то, всё и тут сводя сугубо к политике); ну а с 1912-го г. – сей дважды исключенный за «бунт и крамолу» из российских университетов «революционер», в «кровавой царской России» становится депутатом Государственной думы (к слову, наш «дважды опальный студент» всё же, в итоге, закончил Горную академию, но в Австрии). Типичный «думский» баклан, демагог и провокатор.

27.02.1917. провозглашается председателем Исполнительного комитета Петросовета; в то же время – крутится во Временном комитете Госдумы.

После Октябрьского переворота – противник большевиков, сбежит в Закавказье, наденет на себя там регалии председателя Закавказского сейма (с 1918-го г.), а в феврале 1921-го г., в виду установления в Закавказье Советской власти, бежит во Францию, где облачится, как типичная английская «шестёрка», в клоунскую мантию председателя «грузинского правительства в изгнании». Покончит жизнь путём суицида, вроде как в виду неизлечимого туберкулёза, в 1926-м г.

[6] Скобелев Матвей Иванович (1885-1938) – из сектантов-молокан; с 1903-го г. в РСДРП, меньшевик; во время подрывной англо-японской «революции» 1905-го г. – мутил рабочих-нефтяников в Закавказье, после чего – сбежал за границу; кореш Троцкого; однако, вернувшись, сразу – стал членом Госдумы (1912-й г.); во время «показных бунтов» лета 1914-го г. – рулил, используя уже имевшийся опыт, бакинской стачкой, – за что получил от «кровавого режима» 4 месяца тюрьмы. В «февральскую революцию» стал товарищем председателя Петросовета (Чхеидзе). В 1-м и 2-м Коалиционных временных правительствах (май-сентябрь 1917-го г.) – министр труда. Масон (Великий Восток народов России). Был против большевиков, но всё же, так сказать, смирился с ними, и в гражданскую войну вроде бы даже «работал» на красных. Однако в 1920-м уехал-бежал за границу, во Францию; впрочем, и там, вновь, сошёлся с большевистскими агентами, – в частности, активно сотрудничал с Красиным; не терял и своих связей-отношений с Троцким. С 1924-го г. в Лондоне.

В 1925-м г. возвращается в Советскую Россию и… вскорости становится, – по-видимому, как корешок Троцкого, – ни много ни мало, председателем секции внешней торговли Госплана (!), председателем концессионной комиссии РСФСР (!) etc.; мутит свой «политический гешефт» и далее со Львом Давыдовичем…

Расстрелян в июле 1938-го г., судя по всему, вполне по «заслугам». Ну и, конечно, «реабилитирован» «победившими троцкистами» в 1957-м г.

[7] В ночь с 01.03. на 02.03.1917., в результате переговоров с Петросоветом, ВК ГД сформирует Временное правительство («заработает» с 02.03.1917.).

[8] Суть думско-олигархического проекта «ответственного министерства» («ответственного» перед Думой, а уже не перед Государём) заключалась в лишении Государя, собственно, власти, обращая его в сугубо выставочную фигуру, а вся реальная власть, все её рычаги управления, перехватываются здесь олигархической элитной верхушкой.

Да, замечу ещё, что свои телеграммы Родзянко подписывает всё равно как «председатель» уже не существующей, распущенной Николаем, «Госдумы».

(продолжение следует)

http://gleb-negin.ucoz.ru/blog/chudesnoe_otrechenie_prodolzhenie_trete/2017-03-01-72

P.S. Историк Е.Ю. Спицын о внутрипартийной борьбе в советском руководстве в начале 1920-х гг.