Продолжение седьмое
Из переписки кукловода (американского банкира) и куклы (туземного «профессора»):
«Позвольте мне в качестве непримиримого врага тиранической автократии которая безжалостно преследовала наших единоверцев, поздравить через ваше посредство русский народ с деянием, только что им так блестяще совершенным, и пожелать вашим товарищам по новому правительству и вам лично полного успеха в великом деле, которое вы начали с таким патриотизмом. Бог да благословит вас».
(Я. Шифф – П.Н. Милюкову, 19.03.1917.)
«Мы едины с вами в нашей ненависти и антипатии к старому режиму, ныне сверженному, позвольте сохранить наше единство и в деле осуществления новых идей равенства, свободы и согласия между народами, участвуя в мировой борьбе против средневековья, милитаризма и самодержавной власти, опирающейся на божественное право. Примите нашу живейшую благодарность за ваши поздравления, которые свидетельствуют о перемене, произведенной благодетельным переворотом во взаимных отношениях наших двух стран».
(П.Н. Милюков – Я. Шиффу)
…Николай, спустя какое-то время, возвращается в «общую комнату» с лично им самим, вроде как, написанным текстом отречения, – на 2-3-х маленьких «четвертушках», телеграммных бланках (по «свидетельству» Шульгина), – по-видимому, на том, что было у царя под рукой? – но отчего-то, целыми фрагментами, «списанным» с той самой телеграммы-манифеста, которую прислал накануне генерал Алексеев, – получается, император всероссийский, отрекаясь, ведёт себя, как школьник-двоечник, не способный сам написать «сочинюку проклятую» (последнюю в качестве «царя»!) и списывает её у «умного отличника» – генерала Алексеева, а точнее – у его подручных «авторов-составителей» Базили и Лукомского.
«Жестокий враг напрягает последние силы…», «судьба России, честь геройской нашей армии, всё будущее дорогого нашего отечества… (и далее, в том же духе, бла-бла-бла…)», «сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы…» etc.
Для пущей «абсурдной театральности» ситуации, замечу, что один из «лжесвидетелей», генерал Лукомский, – к слову, как раз один из составителей текста «отречения Николая», – написал потом в своих «воспоминаниях», что генерал Рузский, вообще, якобы, прислал Алексееву телеграмму, в которой говорил, что Николай сам попросил его, Алексеева, составить текст его, Николая II, «отречения»!
Тут два варианта (если бы данное «свидетельство» было правдой): либо Николай II был настолько глуп, что даже не мог сам лично написать столь «важный лично-исторический документ», либо – всё это («вынужденное отречение») вызывало у него столь дикое отвращение, что у него на такое дело просто не поднималась рука, и он поручил составить «эту гнусность» Алексееву.
Но, скорее всего, имел место «третий вариант»: ничего такого Николай II у Алексеева не просил, а вся эта «просьба Николая» – лишь очередное «дымовое колечко» в общей информационно-дымовой завесе заговорщиков.
Как бы то ни было, получается, в итоге, Николай II, вышел в соседнюю комнату, для того, чтобы самолично составить акт-манифест собственного «отречения» от престола в пользу Михаила, – а по сути, хе-хе, пошёл «списывать» его со шпаргалки Базили-Лукомского-Алексеева…
Ну, вот, «чудесным образом», переписал-списал – и вернулся. С 2-3-мя маленькими, по Шульгину, телеграфными бланками…
После чего подписал и аналогичный «второй экземпляр», специально для Рузского, «на всякий случай». То ли, наоборот, по иным «свидетельствам», у Рузского остался как раз экземпляр на 2-3 «четвертушках», а второй экземпляр, продублированный, вроде как, на одном большом листке, забрали с собой Гучков с Шульгиным.[1]
Однако… нынешние вроде как имеющиеся «оригиналы», с якобы личными подписями «Николая II», написаны отнюдь не на таких «2-3-х бланках», а на вполне полномерных единых листах (да ещё, разумеется, в 2-х экземплярах); причём, подписаны карандашом…[2]
И это – «исторические документы»?!
Туфта и липа.
Любопытно будет обратить внимание на слова Шульгина, который, в момент подписания «отречения», якобы шепнул одному из «свидетелей», находившемуся поблизости, Мордвинову, о том, что нас (Гукова и Шульгина), по нашему возвращению в Петроград, наверняка, арестуют…
Т.е., поясняю ситуацию: в Петрограде господствует «революционная вольница», в лакунах которой как-то так вот ещё «выживает» «прогрессивная думская интеллигенция», Шульгин и К°, ничем, в сущности, там, в Петрограде, не управляющая.
Ирония истории в том, что г-н Гучков, действительно, по возвращении в Петроград (утром 3-го марта), оказался арестован «революционными массами», прямо на вокзале, где он, опять же по показаниям «свидетелей» (Бубликова, Ломоносова etc.), вельми возбуждённый тем, что везёт с собой наиважнейший акт «отречения», – «отречения» его ненавистнейшего главнейшего врага, Николашки II, теперь, вот, отрекшегося! – сбылась мечта идиота! – пытаясь поделиться этой своей счастливой новостью с «народом», решил произнести пафосную речь, размахивая при этом, якобы, листком-текстом «выбитого» «отречения», и… в итоге, сам оказался схвачен, арестован «революционными массами»…
Но… текст отречения, его «оригинал», якобы, был всё-таки чудесным образом тогда «спасён», – посланцем от упоминавшегося выше Ломоносова, неким «Лебедевым», – перехватившим, в поднявшейся суматохе, акт «отречения» из рук «арестовываемого» Гучкова и вынесшим его, бочком-бочком, через чёрный вокзальный ход – Ломоносову и его подельникам по «революционному железнодорожному управлению»: Бубликову и Добровольскому.[3]
После чего указанные господа-железнодорожники, назвавшие себя тогда «комитетом спасения пропавшей грамоты», опять же в целях сохранения «подлинника» текста «отречения», сняв с него, для пущей верности, копию, спрятали «оригинал»… среди старых газет и журналов, наваленных в том помещение, где они всё это «копирование» проворачивали!... – И, по заверению Ю. Ломоносова, именно эту «копию» повёз, как будто «подлинник» (хе-хе, и так сойдёт!), упомянутый Лебедев-курьер на встречу думцев-заговорщиков с Михаилом, принуждая того к «полному отречению».
Очень хорошая получилась отговорка относительно того, почему «оригинал» «отречения» тогда куда-то бесследно, в круговерти революционной смуты, исчез, – прикрывая тем самым то, что никакого, собственно, «оригинала», априори, и не было. А тот же Гучков – привёз с собой только лишь «копию» (в совсем точной терминологии – симулякр, т.е. «копию не имеющую подлинника»), сиречь – подделку. – Потому как Николай II, вследствие ли своего личного упрямства, или по каким иным причинам, отрекаться всё же, как я полагаю, отказался.
И, проще всего предположить, что данные «копии» сделаны были ещё в Пскове, – теми же Гучковым с Рузским и К°, – под копирку («под стёклышко») прописавшими подписи «Николая II» (карандашные) и «министра императорского двора генерала графа Фредерикса» (чернилами по карандашу), буквально идентичные на обоих экземплярах «отречения», выдаваемых сегодня за «оригинальные».[4]
И тут я хотел бы сказать пару слов относительно того, почему, вдруг, после приезда «думцев» (Гучкова и Шульгина) в Ставку Северного фронта, изменился вариант «отречения»: с «отречения в пользу Алексея» – на «отречение в пользу Михаила».
Дело, по-видимому, в том, что тут сыграло свою роль подспудное противоречие промеж разными группами заговорщиков, – о чём я уже говорил выше: с одной стороны, думцев и генералов, – предполагавших вынудить Николая II отречься от престола, в пользу Алексея, при регентстве Михаила, и тем самым обеспечить себе власть вполне олигархического толка, под прикрытием чисто номинального малолетнего больного Алексея (который, в принципе, долго не протянет, по их, вполне обоснованному, мнению), а потом, так или иначе, после смерти Алексея – установится окончательная «конституционная монархия», со вполне «ручным» царём; впрочем, наверное, эти ребята так далеко вперёд и не заглядывали, для них важнее было ближайшее, сиюминутное – их, «генеральско-элитное», торжество, при «больном мальчике» на троне.
Однако, с другой стороны, со стороны, так сказать, «республиканского заговора», подобный исход, – сохранения «монархии», пусть и в чисто её уже номинальном виде, – казался исходом неудовлетворительным: им, заговорщикам-республиканцам (Керенскому и К°), хотелось большего, а именно – полного низвержения монархии и установление «республики», сиречь – той же власти элиты-олигархии, но уже под прикрытием «игры в демократию»; и вот ежели Николай отрекся бы в пользу Алексея – то, в таком случае, им, заговорщикам-республиканцам, было бы уже сложнее переиграть ситуацию далее в более выгодном для себя и своих целей направлении («республики»), – потому как Алексей «малолетний» и, по крайней мере пока он «малолетний», он не может принимать столь кардинальных решений, – навроде полного отказа от престола и учинения в России «республики-демократии»; а тот же Михаил, как регент, разумеется, тоже не имел, в принципе, никакого права принимать, за вроде как «наследно царствующего» Алексея, подобных решений…
Поэтому наилучшим вариантом, для заговорщиков-республиканцев, в данной ситуации – было переиграть «отречение» с варианта «в пользу Алексея» на вариант «в пользу Михаила». И, по-видимому, Гучков, тесно связанный, по той же масонской линии, с Керенским, да и исходя из личного, крайне негативного, отношения к Николаю II и всей «его династии», вступил в соответствующий сговор с Керенским и К°, и, вполне логично, пришёл, для себя, к выводу, что нужно не просто заставить Николая отречься, – как того хочет «его», «думская либеральная» и «генеральская», группа заговорщиков, – «в пользу Алексея», а – сразу вбить в эту «проклятую» династию осиновый кол!, вынудив Николая отречься «в пользу Михаила», – это первым шагом, а затем – вторым шагом – надавить на, действительно, безвольного Михаила, хотя бы через его жену, и – заставить и его, в свою очередь, вообще, отказаться от престола! – а это, второе, сделать будет даже проще, нежели вынудить Николая на «отречение», потому как Михаил менее упрям, чем Николай, и, вообще, находится в наших, либерально-староверческих, руках! – И тогда, действительно, вся власть в стране, над её «народом» и ресурсами, окажется в руках у нас, «либеральных» олигархов!
Впрочем, Гучков, возможно, здесь, соглашаясь на разыгрывание варианта «отречения в пользу Михаила», и не предполагал «крайних мер», в плане, вообще, ликвидации монархии в России, он бы, наверное, удовлетворился и тем вариантом, что Михаил всё-таки будет «царствовать», – что было ему, Гучкову, и стоящим за ним староверческим кланам, вполне на руку: ибо Михаил, сам по себе слабовольный, был вполне подчинён своей жене, как раз тесно связанной со старообрядческими олигархическими кланами, и им, староверам-олигархам, под такой «царственной крышей», вполне уже им подконтрольной и ручной, тоже было бы весьма сытно и хорошо.
Но как бы то ни было, Гучков идёт-соглашается на «вариант Керенского», соблазняется им – и едет в Псков продавливать именно этот вариант.
И ему, судя по всему, удаётся, так или иначе, в итоге, уговорить пойти на этот вариант и Шульгина, а потом – и Рузского. И они, Рузский, Гучков и Шульгин, сперва, разумеется, пытаются, наверное, уговорить Николая отречься, – в том числе, наверняка, шантажируя его жизнью семьи, – разумеется, под новый вариант «отречения» (в пользу Михаила), – ну а потом, когда это им не удаётся – банально подделывают, ставя подписи «под копирку», «отречение» Николая, заимствуя блоки фраз из «болванки» «манифеста», высланной Алексеевым…
Я уже говорил о том, что все так называемые «свидетели-мемуаристы», оставившие свои «воспоминания», так или иначе много чего налгали в них в «нужном», так сказать, направлении, – пусть и расходясь, иногда даже довольно существенно, в деталях и нюансах, – однако, рассказывали они о данных событиях, выдерживая некую одну, условленную, версию-канву развития этих событий; и я объяснял, зачем и почему они так поступили. Тут всё довольно просто.
Могут возразить: но разве так бывает в жизни, чтобы врали все?!
Отвечу: бывает и отнюдь не редко.
Из своего личного жизненного опыта, я могу сказать, что в моей жизни, например, было несколько подобного рода случаев, когда определённые люди говорили обо мне (подобно «свидетелям») некие вещи, причём, вполне согласованно (одни по «сговору», а другие – оказываясь просто подхваченными заданным мейнстримом), – однако всё это не имело никакого (от слова «совсем»!) отношения к действительности и правде. И тут ты хоть расшибись – тебя уже никто просто слушать не будет.
Оболгать, даже самого честного человека, сговорившись, можно очень даже легко.
Подобное, наверное, бывает всё же не часто; и это, само по себе, отнюдь не «нормально», и это – весьма нехорошо. Но я просто хочу сказать, что так очень даже бывает в жизни.
Вот, положим, завтра, по каким-либо причинам, объявят по всем СМРАД «новость», что вы, уважаемый читатель, например – маньяк-извращенец и китайский шпион (не дай, конечно, Бог). И все будут знать, теперь, что вы – маньяк-извращенец и китайский шпион; и это «знание» для всех этих людей будет уже чем-то самоочевидным. А если, положим, до кучи, ещё и некий суд установит, в судебном порядке, что так оно и есть, что вы – маньяк и, говоря попросту, извращенец и шпион, то тут вообще уже никуда, как говорится, не деться. Хотя вы ко всему этому не имеете никакого отношения и есть самый честный и порядочный человек. То как судьи принимают решения – это отдельная песня. Могут решить что угодно, до полного абсурда.
А ежели, предположим, подобную «ситуацию» с вами решила провернуть какая-либо более менее могущественная организация, то она, разумеется, создаст и соответствующие «документы». Вот, пожалуйста, справка, что вы, имярек, маньяк, шпион и изварщенец. С подписями и печатями. Всё.
«Документ». «Факт». Плюс, «судебное официальное решение».
Но к вам, к правде и действительности, это, повторюсь, не будет иметь никакого отношения.
Меня, вообще, вся эта историографическая «фактическая документальность» иногда просто умиляет. Вот, положим, я найду где-нибудь, – а если уж в «офицальном архиве», вроде как, так это вообще «ура»!, «факт»!, – некую бумажку-документ, с соответствующими печатями и подписями, что, положим, некто, имярек, состоял некоем в заговоре и «масон».
Доказательство?
Как бы не так. Не факт. Это запросто может быть подделка: тех времён или более поздних. По каким-то своим причинам, – которые, впрочем, тоже не грех бы выяснить.
Или, вот, обратно: аналогичная бумажка-документ, что некто, имярек, якобы никогда не состоял в масонской ложе и не участвовал, предположим, в заговоре против Николая II.
Факт? Ха-ха. Эту «справку» могли, например, с тем же успехом выдать в той же ложе, дабы создать соответствующую репутацию данному персонажу; или, вот, чиновники-канцеляристы, в то же время – собратья по ложе, выдадут друг другу, для пущей конспирации, этакие «справки».
Наличие подобного рода «документов» никогда ничего само по себе не доказывает. Оно лишь «принимается к сведению» и – работа продолжается.
Ибо «бумажка» всё стерпит.
Кстати, учитывая тот, действительно, факт, что заговор против Николая II, в плане его «отречения», готовился, так или иначе, серьёзными и влиятельными людьми, то, по «факту», совершили-то они этот свой переворот как-то уж явно на скорую руку, довольно-таки тяп-ляп, даже соответствующими «фактическими документами» удовлетворительно не обставились. Ну что это за так топорно состряпанный «оригинал» «отречения»? Смех один. Уровень – кустарщина. Если уж вы, ребята-генералы-олигархи, проворачиваете подобную операцию, так надо же, задействуя всю свою, в том числе, «канцелярскую» мощь, заранее было подготовить соответствующие документики, – а «Николашка» тут, тогда, уже и не нужен будет, – изолировали его и – всё. Пусть сидит, щёки надувает, обиженный. А у нас тут всё, посмотрите-ка, есть: текст «отречения», по всей форме, «Мы Божьей милостию…», с печатями и подписями (не через копирку-стёклышко, а более качественно подделанные, как в соответствующих спецслужбах делают), и т.д.
Нет, ребята явно торопились. И, вообще, судя по всему, не спецы они были в государственных переворотах. Так, действительно, туземцы. Делали всё наспех и неумело, топорно, не аккуратненько.
Вот я говорил выше, что если уж тебя как следует замарали и создали соответствюущее вокруг «общественное мнение», то ты теперь кричи не кричи – никто не услышит. Так вот, Николаю, «отрекшемуся», по сути-то, и кричать таким образом, после его «отречения», даже не дали.
«Главный свидетель», так сказать, в «нашем деле», Николай II – судя по всему, вообще, даже не получил своего «последнего слова», ему не было дано даже возможности «оправдаться», или, хотя бы, рассказать собственную версию событий «своего отречения».
В нашем случае («отречения Николая»), собственно, о «ситуации отречения», так сказать, изнутри неё, имея о ней первичную «инсайдерскую» информацию, знал очень ограниченный круг людей (буквально, пересчитываемый по пальцам); и эти люди, – и то отнюдь не все из них, – оставили свои «воспоминания»; и в этих «воспоминаниях», разумеется, воспроизвели выгодную для себя, заранее условленную в общих чертах, картину «цепочки событий отречения». А уж исходя из этих «воспоминаний», далее, надстраиваются вторичные «информационные горы», и всё это, в итоге, становится чем-то уже «само собой разумеющимся».
Однако в этом «само собой разумеющемся» есть некоторые меня весьма смущающие, крайне «сомнительные», моменты.
Нет, конечно, если мы будем исходить из общепринятой парадигмы, что «царь – дурак», что Николай II был просто неадекватным глупым человеком, инфантилом на уровне невменяемости – тогда, да, мы можем его поведение, в последние дни перед «отречением», довольно легко объяснить, и можем вполне, исходя из его, царя, патологического «слабоволия», нормально признать, что всё так оно и было, как принято описывать в нынешней историографии.
Однако если мы хотя бы предположим, что Николай был просто обычным, вменяемым-нормальным, на уровне ума и воли среднестатистического гражданина, человеком, то вся эта наша конструкция-нелепица летит в тартарары.
Вот царский поезд, идущий в Царское Село, в Петроград, приходит в Малые Вишеры (около 2-х часов ночи). Царь, ехавший их Ставки в Царское Село, можно легко предположить, едет несколько кружным путём, пораньше ускользнув от «мутно-подозрительного» (скажем так, помягче) генерала Алексеева, – а генерал Иванов (как предполагалось Николаем, – верный и преданный ему), собирая по пути, по возможности, отряженные ему войска, едет, туда же, путем более прямым, – и они, Николай и Иванов, должны были, по замыслу, встретиться под Петроградом, уже с собранными верными Государю силами…
Однако вот, царский поезд застревает в Малой Вишере. Что в таком случае должен сделать Самодержец, получив информацию, что впереди, в Тосно и Любани, находятся уже «повстанцы»?
Во-первых, проверить достоверность данной информации (к слову, скорее всего, по имеющимся сегодня данным, никаких таких «повстанцев» в Тосно не было; это, их, якобы, наличие – банальная деза, с вероятностью около 90%).
Во-вторых, – впрочем, уже параллельно с «во-первых», – собрать верные войска (из находящихся поблизости, и полицейские, и военные, и пр.) для того, чтобы разобраться с «повстанцами», которых, в принципе, на тот момент много быть, в любом случае, не могло, – а для разгона тысячи «бунтовщиков», очевидно, хватило бы сотни подготовленных и обученных военных.
А что, положим, делать, если в Малой Вишере, действительно, не работает связь (на что обычно указывается) и в Тосно, действительно, находятся «повстанцы»? – Так наладьте связь, найдите её, чёрт возьми!, пошлите гонцов, – сопровождающие Государя воинские части тоже отнюдь не малочисленны, по определению, – во всех направлениях! А если и поблизости нет соответствующих «работающих» узлов связи? – А вот это – уже серьёзный прокол Николая, как руководителя государства: почему у тебя, как руководителя страны, в ХХ веке (!), нет необходимой, достаточно, в соответствии с реалиями времени, развитой системы связи!?
Ну, ладно, пусть это будет «прокол» Николая, как Государя.
Пусть, ладно, вынужденно, Николай даёт распоряжение отъехать чуть назад, в Бологое, – узловой, кстати, пункт, – где связь-то уж точно быть должна! – И оттуда, из Бологого, вызвав войска, собрав их, вернуться – и разогнать клоунов-бунтовщиков под Тосно (если они там, действительно, были) к едрене фене!
Однако Государь ничего такого ни в Малой Вишере, ни в Бологом, не делает. Более того, он, – точнее сказать, его «поезд с ним» – едет, далее – в Дно, – ещё одна узловая станция, где уж точно, 100%, есть любая связь, и возможность собрать необходимое количество войск. Да ладно, доехав до станции Дно – царский поезд выходит, таким образом, на прямую дорогу на Вырицу и Царское Село, – где (в Вырице) Государя ждёт не дождётся генерал Иванов! – где, по сути, и находится цель поездки Николая II! – Так нет, вместо того, чтоб принять логичное и самоочевидное решение ехать к Иванову, собирающему войска – Николай едет… в Псков, в Ставку Северного фронта, в логово генерала Рузского, относительно которого Государь так или иначе был осведомлён, касательно его неблагонадёжности (скажем так, помягче).
Где логика? Где обыкновенный здравый смысл? Зачем Государь едет в Псков? – Стандартная отговорка, что, якобы, «в поисках аппарата Юза» – лишь «смешит мои тапочки».
Скажете, в петроградском направлении Государя (из Дно) не пускают железнодорожники, исполняющие распоряжение г-на Бубликова? – Господа, кто такой Бубликов, даже если у него есть «бумажка» от такого же самозванного клоуна Родзянко, в сравнение с Государём?! – ещё никоим образом не «отрекшимся»! – Да никто, клоун-петрушка «с мандатом» и есть! – А пара десятков верных офицеров обеспечат тебе проезд хоть до Царского Села, хоть до Петрограда, – паче учитывая, что в непосредственном подчинении Государя находятся и железнодорожные воинские подразделения, знающие «железнодорожное дело».
Столько нелепых, для Государя, для человека, который является вроде как Самодержцем Всероссийским, поступков в одной цепочке – говорит либо о полной неадекватности данного субъекта, либо – о том, что эти поступки совершал не он, а, скажем так, совершали «за него».
Иными словами, если мы предположим, – вопреки мейнстриму «свидетельских показаний», – что Государь уже был лишён, скажем так, помягче опять же, «самостоятельности» как раз с момента остановки царского поезда в Малой Вишере (~ с 2-х до 2-30-ти ночи с 1-го на 2-ое марта), то всё, вся эта цепочка нелепых, до самоубийственности, поступков становится объяснимой и всё становится тут, далее, на свои места…
Нет, конечно, можно удовлетвориться «свидетельскими показаниями» и, например, фейковыми телеграммами, отправленными в то время от имени «Николая II», и, так сказать, «закрыть дело», отправить его в «суд истории». Но ежели не подойти к делу столь формально, спустя рукава, а принять вызов «исторической загадки», хотя бы для себя, для того, чтобы составить непротиворечивое, хотя бы адекватное (!) здравому смылу и действительности, представление о данном «событии отречения», то, с большой долей вероятности, приближающейся к 80-90% (оставим 10-20% на, реально, полную моральную раздавленность Николая на тот момент, пороговую с явной психической патологией), можно утверждать, что да, Николай II, предположительно с Малой Вишеры, был «пленён-блокирован» заговорщиками и «благополучно» доставлен ими в соответствующее «логово заговора»: в Псков, к генералу Рузскому.
У меня, к сожалению, сейчас нет возможности начать подробненько, «по пунктикам», «раскручивать» «свидетелей» на предмет того, почему они все дают столь ложные (как минимум, подозрительные) показания; хотя, впрочем, догадаться об этих причинах отнюдь не трудно; и я лишь ограничусь здесь констатацией факта «согласованного лжесвидетельства».
Кстати, а как там у нас, на рассматриваемое время, обстояли дела с телеграммами?
А вот любопытная телеграмма (16-43, 02.03.) от Лукомского – главкомам фронтов: о том, что мы, мол, ожидаем вот-вот опубликование «высочайшего акта», который де должен предотвратить ужасы революции.
Т.е. «отречение Николая» у них, собственно, вполне «запланировано».
Вообще, вся эта переписка, и приведённая выше, и нижеследующая, как-то подозрительно подразумевает некую уже подчинённость Николая II генералам-заговорщикам. Создаётся впечатление, что он у них если не мальчик на побегушках, то вполне подконтрольное существо.
Кстати, в связи со всё же ещё сохраняющимися у заговорщиков определёнными опасениями «акции генерала Иванова», они, с одной стороны, то и дело продолжают активно педалировать темы «отзыва Иванова», а с другой стороны – начинают продаливать на пост командующего Петроградским военным округом своего ставленника – генерала Л.Г. Корнилова, – который, в таком случае, сменял на этом посту Н.И. Иванова, – так, в сущности, и не занявшего этот пост (формально, Иванов был назначен на эту должность Государем 27.02., и столь же фейково отозван с неё вечером, в 21-40, 2-го марта). – И Корнилов, заметим, действительно, по взаимному согласию думских-петроградских и генеральских заговорщиков, вступил в эту должность с 2-го марта. – А иные из «мемуаристов» вспоминают даже, что Николай вроде как самолично назначил Корнилова командующим Петроградским гарнизоном, и даже, якобы, есть соответствующая телеграмма, от генерала Данилова (из Ставки Северного фронта) генералу Алексееву (в главную Ставку), что де Государь приказал назначить Корнилова и т.д.[5]
Что сказать? – Молодцы, ребята.
Любопытно, впрочем, заметить, что генерал Брусилов (командующий Юго-Западным фронтом), на вопрос Алексеева о данной кандидатуре, ответил (телеграмма от 21 ч.), что Корнилов мало подходит для этой должности, поскольку прямолинеен и чрезмерно вспыльчив, – кстати, довольно верная характеристика. Однако сам Алексеев оказался в этом вопросе (назначении Корнилова) вполне согласен с Родзянко и К° (телеграмма от 19 ч.). А пятью минутами раньше, он пишет телеграмму «Николаю» о том, что в Петрограде, мол, уже, по факту, вся власть у Временного комитета Госдумы, что этот Комитет вот сейчас уже, наладив порядок в столице, передаёт власть Временному правительству (сиречь, «ответственному министерству»), во главе к князем Г.Е. Львовым, и что для полного наведения порядка необходимо назначить на должность командующего Петроградским округом Корнилова… Ах, да, и отзовите Иванова!...
Ну а через два с половиной часа «Николай», точнее, от его имени генерал Данилов – отвечает: что, мол, всё, Корнилов так Корнилов, а Иванова отзываем…
Хе-хе.
И безропотный Николай, обращу ещё раз внимание, производящий угодные генералам «приказы», не говорит ни слова о незаконных «органах власти», которые самочинно возникли в Петрограде, – помимо его, самодержца (!), воли и желания, – и, значит, безропотно смиряется с этими самозванными новообразованиями в системе государственного управления; и, значит, негласно, расписывается в том, что он уже «не царь», до всякого своего формально-официального «отречения».
Как бы то ни было, тут же, разумеется, понеслись, по Фронтам, телеграммы с вестью об отзыве Иванова и назначении Корнилова…
|