Россия и капитализм: вещи несовместные

   «…господствующий класс, тем более безжалостный, что он не ставит машину на службу себе, а сам служит капиталистической машине…

   …невменяемость капиталистической машины и патологический характер ее рациональности... Она не рискует сойти с ума, поскольку она целиком и полностью безумна с самого начала, и именно в этом проглядывает ее рациональность. Черный юмор Маркса, источник «Капитала» — это очарование подобной машиной: как она смогла получиться, на каком основании раскодирования и детерриторизации, как она работает, все более раскодируясь, все более детерриторизуясь, как она работает, все более сковываясь аксиоматикой, связыванием потоков, как она производит ужасный единственный класс серых крыс, которые поддерживают машину, как она не рискует умереть в одиночку, а заставляет умирать нас…»    (Ж. Делёз, Ф. Гваттари  «Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип»)

   «…Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны – явление русское и национальное. Особенно важно… понять национальные корни русского коммунизма, его детерминированность русской историей. Знание марксизма этому не поможет...

   …Если это незначительное меньшинство («партия») целиком одержимо титанической идеей пролетариата, если его революционная воля экзальтирована, если оно хорошо организовано и дисциплинировано, то оно может совершать чудеса, может преодолеть детерминизм социальной закономерности. И Ленин доказал на практике, что это возможно. Он совершал революцию во имя Маркса, но не по Марксу… … И это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа… …Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса…»    (Н.А. Бердяев «Истоки и смысл русского коммунизма»)

   Весьма своеобычен вопрос: в России произошла социалистическая революция (в 1917-м г.), но ведь Россия, исходя из учения Маркса (по теории коего и свершалась данная революция), была наиболее отсталой, в плане развития капитализма, капиталистических отношений, страной,– из развитых европейских, – так почему же данная революция случилась именно в ней, а отнюдь не в более развитых капиталистических странах?

   И отсюда, кстати, иногда делался, и делается, вполне «троцкистский» вывод: значит, ежели в развитых европейских странах подобной революции не произошло, надо было и революцию в России сворачивать, «возвращаться» к капитализму, дать возможность оному доразвиться, доразвиться пролетариату и т.д., и лишь после этого – совершать революцию, вновь, но уже более социально-экономически обоснованную; а то у нас, так, как получилось – получился, в октябре 1917-го г., своего рода исторический фальстарт…

   И вот что на всё это скажу я.

   Зачастую, если теория с действительностью не очень совпадают, то люди пытаются подгонять реальность, культурно-историческую, социально-экономическую, под теорию (в данном случае – теорию Маркса), совершенно не задумываясь о том, что «виновата» здесь отнюдь не реальность, а – теория.

   В России, если говорить откровенно, совершаемая вроде как по марксистским лекалам, социалистическая революция случилась, в действительности, не «по Марксу», а – вопреки ему.

   Проблема, здесь, в том, что – не верна теория; правильнее сказать, не совсем верна.

   Нет, разумеется, концепция Маркса, во многом – истинна; и очень точно отражала и раскрывала, отражает и раскрывает,современную ей социальную европейскую действительность, однако – она имеет здесь определённые свои ограничения и, скажем так, несовершенства, – которые, в сущности, и проявились в «русской революции».

   Прежде всего тут нужно сказать о евроцентризме (европоцентризме) теории Маркса.

Вся история человечества, во всём множестве имевших место в истории культурно-исторических систем, во всём их многообразии и своеобразии, сводились Марксом, – впрочем, вполне своеобычно для всей тогдашней европейской социально-исторической «науки»,–в одну линию «магистрального» развития человечества, – олицетворяемого европейской «цивилизацией». И эта линия, по Марксу, в частности, реализуется в процессе прохождения этапов т.н. социально-экономических «формаций», т.е. особых типов-моделей развития социально-производственных отношений и, соответственно им, производительных сил в социально-экономической системе. От первобытно-общинной стадии-формации – через рабовладение и феодализм – до капитализма, – и, далее, к коммунизму-социализму.

   В то время как, очевидно, данный подход совершенно неправомерно, – я бы даже сказал, нагло, – привязывал к указанной «магистральной» линии европейской «цивилизации» все прочие культурно-исторические системы, с их особыми хозяйственными укладами, с их особыми мировоззренческими моделями, с их особыми культами, и т.д.; и, собственно, каждая из которых (культурно-исторических систем) проходила, в себе, свои, условно, стадии социально-экономического развития, – весьма отличные от европейских.

   Маркс, а с ним, собственно, и вся прочая рать тогдашних европейских учёных, ничтоже сумняшеся, запихивали в эту единую «магистральную европейскую линию» и Древнюю Грецию, и Древний Китай, и Древний Египет, и т.д., – всех их полагая как своего рода «рабовладельческий» фундамент для будущего социокультурного развития Западной Европы. Конечно – это весьма лестно так полагать: мы вершина человеческой цивилизации, всё вращается вокруг нас, и всё жило (и живёт!) только ради нас.

   Однако – в действительности, это же, мягко говоря, далеко не так. И если Западная Европа, действительно, по факту, поставила тогда (к XIX веку) под свой колониальный контроль (продолжающийся, в видоизменённых формах, и по сию пору), – в том числе, кстати, в значительной мере, и под контроль идеологический, контроль в сфере идей (сюда же, кстати – и концепция самого Маркса), – почитай, все прочие народы Земшара, с их культурами и их «историями», – то это же дело, скажем так, современности, дело современной глобальной власти, а отнюдь не всей исторической действительности. А Запад – решил, по-видимому, что и «всей исторической действительности». И, вот, «нарисовал-придумал» себе, – а, значит, при таком положении вещей, и всем прочим народам, – соответствующую «мировую историю».

   При этом, разумеется, даже не ставя под сомнение тот факт, что, положим, та же Древняя Греция, с её социально-экономическим укладом, имела (и имеет) такое же отношение к Западной Европе, к её социально-культурному, априори, развитию, как Древний Китай или Шумер. – Западная Европа, Западноевропейская (Фаустовская) культурно-историческая система, да, возникла на руинах Античного мира, но – именно на руинах: это был уже совсем другой народ (!), с совершенно иными ценностными мировоззренческими установками и принципами, с совершенно иным подходом и отношением к миру; и никакой, собственно, социокультурной преемственности-передачи (буквально, «традиции») здесь не случилось. Кроме, разве что, христианства, – но и христианство тут легло уже на совсем на иную этнокультурную почву и, немудрено, что вскорости претерпело самые серьёзные, мягко говоря, «преобразования».

   Аналогично и Россия, Русь, Русская культурно-историческая система. Русская культурно-историческая система – это отдельный культурно-исторический мир, своеобразная символическая вселенная (говоря языком Э. Кассирера), своеобразная душа, выраженная в особых символических формах (говоря языком О. Шпенглера). Россия, Русь, Древняя Русь не переживали тех этапов«общего» цивилизационного развития формаций, которые предполагал «универсальными» Маркс; всё здесь, на Руси, так или иначе происходило с весьма серьёзными «соответствующими изменениями», и эти изменения-различия, в сущности, зачастую были настолько кардинальны, что «рядить-натягивать» Русь (Древнюю Русь, а потом Россию) в одежонку «универсальной» марксистской парадигмы приходилось в столь изощрённых «оговорках» и «натяжках», что доходило (и доходит) до вопиющих нелепостей.

   Например, Древняя Русь не знала европейского «классического» феодализма, – отличия тут, действительно, принципиальны: начиная от отсутствия европейского феодального принципа «примогенитуры» до, собственно, отсутствия, при, якобы, «феодализме», на Руси «крепостного права» (появившегося в России, кстати, опять же, вполне вопреки «марксизму», уже на пороге перехода к капитализму (в XVIIIв.), – опять-таки очень «своеобразному», мягко говоря). Не говоря уж, например, о ничтожном значении, и даже его отторжении, в отечественной культурно-исторической системе социокультурного стереотипа «частной собственности», – основополагающего для западноевропейского общества, с его, вскоре, «капитализмом» (основанном как раз на принципе «частной собственности»).

   Надо заметить, что сам Маркс, как умный человек, по-видимому, подозревал, что с его концепцией, в плане её общемирового «универсализма», что-то всё-таки не так, – и потому пытался вводить определённые adhoc («к случаю») гипотезы, вроде «азиатского способа производства» (АСП); однако, в частности, концепт данного АСП так и остался у него в крайне неопределённом состоянии, на уровне смутных оговорок, не более, да и то – лишь в районе 1853-го г.; впоследствии, Маркс, по-видимому, видя, что тут в его концепции явно неразрешимое «узкое место» и здесь можно, мягко говоря, утонуть, просто «закрыл тему», будто и не говорил ничего такого.[1]

   Маркс создавал свою концепцию в Англии, исходя из окружающего его соответствующего «английского» социального феноменологического горизонта, исходя из той парадигмы миропонимания современности и, главное (!), истории, каковое сложилось тогда в Англии (и в Европе, вообще), – к слову, экономический материализм, утверждаемый Марксом, плоть от плоти производное именно буржуазной мировоззренческой матрицы, – и волей неволей проецировал он, Маркс, данную модель миропонимания и мироотношения на все прочие времена и на все прочие возможные культурно-исторические системы. И в рамках данного, разумеется, весьма суженного, горизонта – получилась, действительно, очень добротная, адекватная и оригинальная концепция; однако – добротная и адекватная именно в данных (пространственно-временных, исторических) рамках.

   Всякая наука, а тем паче «наука общественная», собственно, всегда ограничена своими рамками (предметными, историческими etc.), – и как только пытается переступать их, вторгаться не в свои гносеологические и онтологические «волости» – получаются, в лучшем случае, нелепости. То же и здесь.

   Здесь мы имеем дело с той неизбежностью, что всякая концепция, в принципе, ошибочна («принцип фаллибилизма»), – вопрос только в том: насколько эти ошибки «здесь и теперь» являются «фатальными». Вопрос в том: в каком историческом горизонте эта концепция адекватно применима. В каком историческом горизонте её «относительная истина» будет, действительно, истиной, будет «работать»; а где она – уже «работать» не будет.

   Концепция Маркса работает, более менее успешно, в той же Западной Европе, – и в России, насколько Россия «усвоила» себе, переняла на себя, западноевропейские социально-экономические, культурные модели. Да и то, на данной, «русской», почве эти «перенятые модели», могут уже выдавать, и выдают, совершенно иной результат, вплоть до противоположного.

   А теперь касательно, собственно, «капитализма».

   Некоторое время назад наткнулся я на одно весьма меткое замечание (отечественного философа науки А.Л. Никифорова), о том, что суждение «Луна светит отражённым светом» аналогично суждению «капитализм в России существует и развивается».[2] Поясню данную мысль.

   Действительно, Луна сама по себе не светит (по крайней мере, в видимом спектре, уж точно), но в обыденной речи мы говорим: «светит Луна», – в то время как, в действительности, «светит» солнечный свет, отражённый от поверхности Луны.

   Но ведь то же самое и с «российским капитализмом».   Есть «солнце» капитализма – Запад (Фаустовская культурно-историческая система), включающий в себя Западную Европу и СГА; есть «свет» этого «солнца», – в «лице» «капитализма» падающий на Россию-Луну, – от чего она тоже вроде как и «светит» «капитализмом».

   И тут всё очень просто: если «отключить» «солнце» капитализма, сиречь Западную Европу и «Америку», то – и в России никакого «капитализма», его «света», в сущности, тут же не станет.

   Что я хочу этим сказать? А одну очень простую вещь: не будь Западной цивилизации (Романо-германской (Фаустовской) культурно-исторической системы), то никакого капитализма в России никогда бы и не было, и никогда бы она ни пошла через данную «формацию» в своём развитии.

   Капитализм в России не есть нечто производное из, собственно, российского общества и его хозяйственного уклада, а есть нечто инородное, сугубо привнесённое извне.

Капитализм – сугубое производное Западной цивилизации; и для того, чтобы это производное («капиталистическая формация») исторически сложилась и утвердилась необходимо было осуществление совокупности очень специфичных исторических условий и факторов, которые, вот, совпали и реализовались в Западной Европе, – и породили то, что называется «капитализмом».

   Не знаю, стало ли это человечеству от этого хуже или лучше, – это вопрос весьма многосложный и неоднозначный; однако то, что капитализм – это, простите, не «историческая фатальность», – в истории вообще нет и не может быть фатальностей, тут есть лишь определённые тенденции и закономерности, но которые не имеют жёсткой детерминации, – мне представляется, вещью вполне очевидной.

   Какие же исторические факторы сработали на то, что в Фаустовской цивилизации реализовалось то, что называется капитализмом? Т.е., с одной стороны – власть Капитала, а с другой – власть определённых социальных групп, субъектов, над этим Капиталом.

   Несколько меняя акценты дискурса, можно сказать, что капитализм есть социально-экономическая система, зиждущаяся на обладании частными собственниками «средствами производства», – что позволяет им, обладателям этой собственности, эксплуатировать «наёмных работников» и воспроизводить «самовозрастающую стоимость», сиречь Капитал.

   К случаю, оговорю одну здесь важнейшую вещь, – собственно, что такое Капитал.

   Кстати, отвечу на этот вопрос вполне по Марксу; как мне представляется, именно он точнее всех определил данный феномен.

   Капитал – с одной стороны, есть «самовозрастающая стоимость»; но это только одна его, Капитала, сторона; с другой стороны, Капитал – это «командная власть над трудом и его продуктами» и «частная собственность на продукты чужого труда»;[3] в сущности, два «последних» определения – вполне, с соответствующими оговорками, аналогичны.

   И ещё очень важно заметить: Капитал – это не некая вещь среди вещей (как часто неверно полагают), это именно специфическое социально-производственное, т.е. «человеческое слишком человеческое», отношение, возникающее между людьми, между человеком (субъектом) и вещами (объектами). В каком-то смысле – отношение вполне магическое.

   Как «самовозрастающая стоимость» и «командная власть над трудом и его продуктами», Капитал оказывается, – что весьма любопытно, – сродни именно «Власти», которая существует, – как то утверждал её, «власти», апологет Ницше, а вслед за ним и исследователь Ницше Хайдеггер, – своим приростом: «всякая власть есть власть лишь постольку и до тех пор, пока она больше-власть, т.е. возрастание власти…».[4]

   Но ведь то же и Капитал. В этом смысле, капитализм, в политическом смысле, и есть то, что можно назвать «капитализацией власти». Отсюда же, вполне логичен и, по существу, верен энгельсовско-ленинский тезис о том, что государство, – а государство, надо заметить, во взятой здесь форме, сложилось именно в эпоху капитализма, – есть «орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание "порядка", который узаконяет и упрочивает это угнетение…».[5]

   В России, замечу, данная государственная модель, в более менее «чистом» её виде, реализуется именно с поры торжества в России Псевдоморфоза (с «петровских реформ»): с чётким разделением всего государства-общества на два «кастовых уровня»: эксплуатируемый народ (собственно, «народ») и элита (своего рода, «малый народ»); и если народу тут оставлено его «православие», причём в уже реформированной «никонианской»форме, с одной стороны, и находящееся под бюрократическим колпаком «синода», с другой стороны, то элита – призвана здесь жить уже в ином мире, в иной культурно-исторической системе координат (как бы«западноевропейской»). – Модель «служебного государства», выстраиваемая до того русскими Великими князьями, а потом и царями, до Бориса Годунова, с оговорками, включительно, сменяется здесь (со второй половины XVII в.), шаг за шагом,государством «полицейским», «гностическим», чётко проводящим в себе свою социокультурную линию разделения. Что, разумеется, категорически противоречит русскому мировоззрению, в том числе и мировоззрению государственническому.

   Такое государство («псевдоморфическое»), – лишённое внутреннего органического единства, отсутствие коего оно гиперкомпенсирует внешними «скрепами», – становится не просто крайне искусственным, но и патологическим в себе, больным, производящим «в себе для себя» весь веер Антисистем. – Живые народные энергии не находят своей конструктивной творческой актуализации, искажаются; происходят тотальные процессы социального отчуждения и маргинализации всего, потенциально, лучшего, позитивного и талантливого. И прежде всего – буквально, катастрофа постигает здесь основополагающий русский ценностно-смысловой принцип Справедливости.