Декабристы: в цепях цугцванга. Часть 5. Таганрогский узел - 10 Июля 2018 - Блог

Декабристы: в цепях цугцванга. Часть 5. Таганрогский узел

(А.С. Пушкин – Каролине Собаньской, сожительнице И.О. Витта)

(А.С. Пушкин – Елизвете Браницкой, жене М.С. Воронцова)

...Данное событие, – убийство «барыни» (Минкиной), – впрочем, пусть и не совсем рядовое, однако вряд ли «роковое» для судьбы страны, оказалось, совершившееся именно в это время, именно «роковым»: ибо случилось оно как раз тогда, когда Александр I поехал в свой, как оказалось, «предпоследний» путь, – в южные края России, в Новороссию, в Таганрог, – и когда Александра поразила там его «странная смертельная болезнь», до него дошла «убойная» весть о том, что случилось в Грузино и что происходит с Аракчеевым, – который явно уже не мог исполнять прежние государственные служебные функции, – а на Аракчееве тогда держалось в государственной системе очень и очень многое, всё в этой системе, так или иначе, завязывалось, формально и неформально особенно, на нём, – более того, Аракчеев и должен был, по-видимому, как высший чиновник, оказаться тем человеком, на которого предполагал опереться Александр в своём расследовании, которое он, весьма вероятно, и намеревался осуществить на юге!, – и, по-видимому, именно опираясь на Аракчеева (а больше ему было просто не на кого опереться, по существу!), Александр и полагал «потянуть ниточки» тамошнего «большого заговора». – И, вот, таким образом, получалась, вообще, катастрофическая картина: первое лицо Государства, Император Александр I – в тяжёлом болезненном состоянии; второе, почитай, лицо в Государстве, граф Аракчеев – в состоянии «рассудка расслабленного и расстроенного, и «желающий смерти», «в биении сердца и лихорадке» (исходя из характеристик из собственноручных его писем)…

Увы, Аракчеев, которого, в определённом смысле, в современных понятиях, можно, наверное, назвать «самым эффективным менеджером» в России начала XIX века, оказался, в данной ситуации, отнюдь не на высоте: личные проблемы и отношения оказались для него сильнее высшего государственного долга, – настоящий «слуга Государев» должен был бы задвинуть куда подальше свои «личные проблемы», какими бы ужасными они ни были, и, наипаче ввиду возникшей опаснейшей болезни Государя, впрячься, вдове, втрое, в государственное тягло. Но – нет: Аракчеев не выдержал тут должной высоты личной ответственности…

А если ещё мы, здесь, вспомним ту династическую коллизию наследования престола, связанную с отказом от престолонаследования Константина Павловича, – младшего брата Александра, стоявшего «первым на очереди» в случае кончины Александра, – то, действительно, всё это выглядит, для вполне спокойной было страны, как, очень возможно, нежданно накатывающаяся катастрофа…

Более того, ведь именно Аракчеев был одним из, по сути, «трёх человек», которые знали о том, что трон должен наследовать Николай, а не Константин, – и, вот, в связи с последствиями «убийства Минкиной», Аракчеева в этот столь критичный момент для страны, момент наследования Верховной власти, в столице не оказывается: не оказывается того, кто, чуть ли не единственный, знает, кто должен эту Власть наследовать!...

И, вот, несмотря на всю вроде как «бытовую» подоплёку вышеуказанного убийства Минкиной – само собой напрашивается подозрение в «не случайности» данного убийства, возможно, носившего и вполне заказной характер, – ибо данное убийство очень уж как-то вовремя (для заговорщиков, конечно, и крайне не-вовремя – для Александра I и Государства) произошло и, «как по заказу», вывело из Игры такую крупную фигуру как Аракчеев, – по сути, лишив вот только уехавшего Александра его «надежды и опоры» в столице.

Иными словами, если бы этого убийства не было – его стоило бы «придумать» (неким гипотетическим заговорщикам).

Впрочем, позволю себе подобное утверждение, я не нахожу, на тот момент, того Субъекта Заговора, который, хотя бы чисто гипотетически, мог бы провернуть столь сложную комбинацию, – с убийством сожительницы Аракчеева и, одновременно, с убийством-отравлением Александра I, – за ради реализации неких своих целей. Те, кому данные события пришлись «на руку» – такие были (те же заговорщики из «декабристских» «тайных обществ», например); те, кто мог, гипотетически, устранить Александра I и был в том заинтересован – тоже были (о них чуть ниже); но вот чтобы, одновременно, убрать Александра и вывести вышеуказанным образом «из Игры» Аракчеева – таковые не обнаруживаются: ибо слишком сложно (для данных, возможных, Субъектов Игры). Те же Игроки, – например, британская разведка, – которые, гипотетически, такую цепь «случайных событий» могли бы планомерно выстроить и организовать – в данный момент в Игре, целенаправленно, судя по всему, не участвовали…

Итак, как бы то ни было, по распространённой версии, основной причиной «роковой» поездки Александра I на юг, в Таганрог, явилась болезнь его жены – Елизаветы Алексеевны (Луизы Баденской), страдавшей чахоткой и «нервами», – причём, Александр прибыл (13.09.1825.) в Таганрог значительно раньше супруги (23.09.), – хотя выехал всего на два дня раньше (02.09.).

Понятное дело, что «болезнь жены», это – сугубая отговорка. В действительности, причины много глубже и серьёзнее (и с государственной, и с личной точек зрения).

Я полагаю, реальной целью данной поездки, – скорее сказать, даже, целями, – было: а) бегство от «петербургского» заговора (который представлялся ему, Александру, всё более и более реальным и опасным); б) попыткой «издалека», будучи буквально недоступным для заговорщиков, разрубить «гордиев узел» этого заговора, или, даже, правильнее будет сказать, наверное, нескольких заговоров, а ещё правильнее – сети заговоров, каждый из которых имел свои ниточки, уходящие в определённые элитные группы и кланы; и, вполне возможно, в) попыткой разобраться с «новороссийской» запредельной коррупцией или, даже, вот, тоже уже заговором, по-видимому, сложившимся в среде местной, на юге России, олигархии; впрочем, первоначально, тут возможен был и вариант г) просто уехать подальше, дабы «сбежать с престола».

Данную поездку Императора, в тех же шахматных метафорах, можно представить как уход короля из-под опасного удара на «своей» половине доски – на «чужую» половину доски, – в чём, разумеется, здесь, с одной стороны, и состоял свой большой риск, а с другой – противник, изготовившийся было наносить матовую атаку, лишался, таким образом, возможности провернуть задуманную комбинацию. Хотя, в итоге, короля это не спасло, и он – проиграл…

Иной вопрос: реально ли угрожала «матовая атака» «королю» в Петербурге в то время или она, скорее, была лишь плодом «королевского» воображения, отягощённого манией преследования? – Я полагаю, что подобная угроза вполне имела место и страх её был отнюдь не беспочвенным, хотя реальная возможность её возникновения, по-видимому, в данный конкректный момент, была всё же далека от 100%-ной.

Как бы то ни было, но здесь у нас во всей красе предстаёт та совокупная сила, тот Игрок-класс, с его соответствующими интересами («иметь в стране всё, ни за что реально не отвечая»), который я именую «Олигархическим принципом».

Рассматриваемое «бегство» Александра можно, в каком-то смысле, сравнить с отъездом Ивана IV в Александровскую слободу (январь 1565-го г.), – однако тут, разумеется, имеются и свои существенные различия: Иван IV, в своё время, показным образом «оставил» престол, «наложил опалы» и в качестве условия своего возвращения поставил возможность «править по всей своей воле» (спрашивая сих полномочий у народа!); Александр I же трона не оставлял, «опалы не накладывал» и, соответственно, значит, никаких условий своего «возвращения» и «особых полномочий» не просил, – сбежал, так сказать, более «по-английски».

Впрочем, иначе и быть не могло. Иван IV вполне мог положиться на свой народ, в целом, испрашивая у него «исключительных полномочий»; Александр I же, в ситуации Псевдоморфоза, ничего у народа спрашивать уже не мог, – ибо народ уже был свёрнут, в данной государственной модели, в «бараний рог» и его, народа, мнение ничего уже не значило, – иными словами, просить себе «полной власти» у Александра уже было не у кого. У элиты? – для того, чтобы «разобраться» с этой же элитой?!...

А такая «позиция» уже больше напоминает даже не цугцванг, а – почти мат. Королю просто уже некуда «убегать». И не на кого опираться. Причём, продолжая шахматные метафоры, Александр находился и в явном цейтноте.[1]

Будущие «декабристы», например, планировали своё выступление, захват власти, на весну-лето следующего, 1826-го, года, – как вариант, это была дата с 11 на 12 марта, т.е. на 25-летие убийства Павла I.

Однако «декабристы», их заговор, тут был отнюдь не единственной проблемой, не единственным заговором.

К слову, обращу внимание, что приблизительно в то же время (02.09.1825.) из столицы, в разные стороны, кто куда, разъехались и братья Императора, – Михаил и Николай, – а Константин и без того обыкновенно жил в Варшаве; может быть, конечно, это чистая случайность, – однако, очевидно, что заговор против правящего Государя и, в целом, правящей династии, т.е. против монархии как таковой, совершить легче, ежели вся «семейка» окажется в одном месте, в столице, например, где её можно всю, сразу, арестовать-прихлопнуть, и далее требовать уже выполнения своих условий; а если один наследник престола – в одном углу государства, другой – в другом, а сам Государь – вообще, в «Тмутаракани» (точнее, в Таганроге), то осуществление заговора, захвата власти и, например, установление олигархической «республики» вместо монархии, становится много более проблематичным: с верными войсками Государь, либо его законный наследник, может всегда прийти в столицу и свернуть «революционное правительство». – Можно предположить, что именно по этой причине, – дабы не попасть в лапы заговорщиков, – Константин и отказался, для подтверждения своего «отречения», приезжать в Петербург (накануне «восстания декабристов»).

Впрочем, ситуация с «отречением» Константина усложнялась ещё и довольно двусмысленным статусом Константина: дело в том, что Екатерина II, по-видимому, «стратегически» планировала передать престол Александру и Константину, в каком-то смысле, обоим сразу: Александру – как Императору, собственно, «коренной» России, а Константину – как Императору в Константинополе, после отвоевания оного у турок, и, соответственно, утверждения Российской Империи на Балканах, – и вот правителем над данными территориями, как вассальными по отношению к России, и предполагался Константин: т.е. – вроде как Император («Константинопольский»), совместно с Императором Российским, возможно, с определённым приоритетом у Александра, как Российского Императора, но в то же время, по-видимому, со значительной долей самостоятельности, как своего рода «соправитель» (тем паче подобное положение дел имело место, и неоднократно, в Восточной Римской Империи, например – соправители-императоры Константин VIII и Василий II).

Однако, в превратной действительности, Константин получил, при Императоре Александре I, отнюдь не Константинополь и Римскую Империю, а – «империю» Польскую и Варшаву, – получилась своеобразная «рокировочка», пусть и не совсем равнозначная, но всё-таки, хоть такая, – и в этой своей «империи-вотчине» он, Константин, чувствовал, при Александре, себя вполне «по-императорски»: нашёл, так сказать, общий язык с представителями местной элиты-шляхты, с магнатами-олигархами, стал вести с ними свои Игры, обзавёлся соответствующими связями, даже, вот, женился на польской красавице Жанне Грудзинской (получившей после этого титул княгини «Лович», или «Ловицкой»). – А тут, получается, что в результате нежданной-негаданной смерти Александра, он, Константин, некогда отказавшийся, по договорённости с Александром, от прав на «общероссийский престол», теперь, несмотря на все эти договорённости, должен вроде как идти занимать ставший, вдруг, вакантным этот самый «общероссийский престол», т.е.: покидать тёпленькую Варшаву и окунаться в страшно ответственную и, главное, крайне опасную Игру, становясь Императором России!? – Наипаче, Константин, наверняка, знал, или, по крайней мере хотя бы догадывался, о реальных причинах смерти Александра (или его «счастливого ухода», прямо-таки из пасти Смерти и сети «заговоров»), а также он был прекрасно осведомлён и о тех «заговорах» и, соответственно, «тайных обществах», которые пронизывали собой плоть польского истеблишмента, для которого российский Император был, как бы это помягче сказать, мишенью, на которую они предпочли бы смотреть сквозь прицел пушки или, на худой конец, пистолета.

Более того, все эти, вышеупомянутые, польские и малороссийские «тайные общества» так или иначе «крышевались» Константином, ведшим с ними свою Игру, – возможно, рассчитывающим, со временем, действительно, «восстановить» Великую Польшу: разумеется, под своим началом, включив в неё Малороссию и иные земли, вплоть, чем чёрт не шутит, до Балкан и Константинополя, – став, таким образом, правителем новой Империи, вполне уже «европейской», сбросившей балласт всего «русского» и «азиатского», т.е. всего того, что мешает, условно, «России» стать «европейской державой» в полном смысле этого слова, и где он, Константин, в этой «новой европейской державе», будет править безо всех тех «страшных азиатских опасностей», которые на него сразу бы навалились, стань он Императором Российским…

Учитывая вышесказанное, вполне резонно предположить, что между Николаем и Константином, накануне «восстания декабристов» и, потом, в ходе данного восстания, шёл определённый «подковёрно-закулисный» серьёзнейший торг: касательно властных полномочий Константина в Варшаве, его, здесь, «полной вольности». Иными словами: Константин, почувствовав шанс выгадать большие преференции, требовал для себя, «под гул восстания», «полноправно» «Польшу», и лишь с соблюдением этого условия «отдавал» Николаю «Россию». Николай, делать-то нечего, по-видимому, пошёл тогда на эти его условия и, в значительной мере, сохранил «статус кво» применительно к власти Константина в «польском царстве».

Однако с какими же элитными опасными группами-кланами играл тогда «роковую партию», в своём «таганрогском бегстве», Александр?

А например – вот. Существует довольно интересная версия относительно того, зачем именно Александр поехал в южные края своей Империи: а поехал он в целях лично проверить то, как обстоят там дела:[2] потому как, по доходящим до него сведениям, местный олигархический тамошний коррупционный беспредел достиг масштабов вот уж «превзошедших» даже «сибирские» масштабы; и если с Сибирью Государь мог послать разбираться верного своего человечка Сперанского, то здесь, по-видимому, требовалось ещё более серьёзное вмешательство: лично его. – Очевидно, что, на тот момент, Причерноморье, включающая столь стратегически важный Крым, было ещё более стратегически важным районом Империи, нежели даже Сибирь. И, вот, Александр, по данной версии-гипотезе, и поехал туда разбираться…

А кто же были те, условно, олигархи, с которыми (возможно) поехал разобраться Александр?

Прежде всего, это Алексей Самуилович Грейг (1775-1845) – командующий, в ту пору, Черноморским флотом (с 1816-го г.), а также, с 1816-го г. – губернатор Севастополя и Николаева.

А.Г. Грейг – сын Самуила Грейга, выходца из Шотландии, Британского подданного, «посланного» Британской Короной на российскую службу в нач. 1760-х гг., командовавший, в частности, русским флотом против шведов в Гогланском сражении (июль 1778-го г.), пытаясь, при этом, не бить шведов сильно, не используя зажигательные снаряды, однако русские моряки его не послушались и победили; масон, мастер ложи «Нептуна».

Супругой А.С. Грейга состояла Лия Мойшевна (Юлия Михайловна) Рафалович-Сталинская (сожительница с 1820-г., официально оформлена с 1827-го), занимавшаяся «клановым» бизнесом, связанным с корабельным лесом; и, судя по всему, «крышуемая» Грейгом местная мафия работала в режиме контрабандного коридора, связанного не только, конечно, с «лесоматериалами», а много более широко профиля. Можно сказать, под коррупционной системой, патронируемой Грейгом, оказался тогда крайне важный стратегический регион страны. Разумеется, в эту систему, так или иначе, вписывался, обязан был вписаться, – хотя бы ради существования и успешного ведения дел, – весь местный «крупный бизнес».

Так что, вполне возможно, что эту «тёплую компанию» как раз и собирался «поприжать» Александр, отправляясь, вроде как под прикрытием «официальной версии», мол, «поездки с болезной женой», на юг.

Впрочем, я бы не стал изолировать «проблему Грейгов» от вышеуказанного мотива бегства-отъезда Александра на юг, в Таганрог, скрываясь от «петербургских тайных обществ». Можно предположить, что указанный элитно-мафиозный клан, так или иначе контролировавший тогда финансовые и товарные потоки юга России, был связан с местными заговорщицкими организациями, – «Общество соединённых славян», «Южное Общество», различные польские националистические сепаратистские сообщества и ложи, и т.д., – недаром, кстати, Александр явно знал, что «тайные общества» имеют откуда-то серьёзную финансовые подпитку.

Очевидно, что указанная элитно-мафозная группировка была кровно заинтересована в том, чтобы её деятельность, на данной «ниве», не прекращалась и продолжала приносить сверхприбыли, и чтобы, разумеется, государственная власть не смогла бы её прикрыть, не говоря уж об уголовной ответственности, – и в этом плане, наличие «в кармане» таких организаций, которые ратуют за «незалежность» тех территорий, на которых они, данные мафиози, творят свой «маленький гешефт» (Польши, Малороссии, Новороссии и т.д.), есть «дополнительный козырь» и, в случае чего, его можно достать из кармана и «актуализировать».

Любопытно отметить, что первые признаки «смертельной болезни» Александра появились у него как раз после встречи с Грейгом и Кº в Севастополе (27.10.1825.), после возвращения Александра из поездки в Георгиевский монастырь, где он, вроде бы, как раз и «простыл» на холодном ветру.[3]

И опять же, в тему: признаки аналогичной (!) болезни проявились примерно в то же самое время у командующего «военными поселениями» на юге России генерала И.О. Витта, – с которым Александр имел конфиденциальный разговор, в Таганроге, как раз, судя по всему, по теме «заговорщиков» и их возможных местных «покровителей», 18.10., – после коего Витт получил санкцию от Императора на арест подозреваемых. Аналогично «заболел» и главный информатор Витта – некий А.К. Бошняк, сливавший заговорщикам дезу, что Витт, якобы, тоже за них и на него, мол, можно положиться…

Впрочем, Витт сумел, как и Бошняк, в отличие от Александра, выздороветь, к середине ноября, – дотравливать их до смерти, можно предположить, «заговорщикам» было принципиально не нужно: ибо Александр уже был мёртв (или, как вариант, «мёртв для всех», ушедший «с котомкой»), а эти двое (Витт и Бошняк) – уже, значит, без Александра, не представляли для них серьёзной опасности.

«Вторые» признаки болезни, уже сильней, проявились в Бахчисарае (29.10.), где Александр попросил жаропонижающее, на фоне болей в животе и поноса; а потом – по возвращению в Мариуполь (04.11.): ещё более высокая температура, озноб. По возвращению в Таганрог (05.11.), имели место головные боли, желтушные явления. Личный доктор Александра – Виллие записал (08.11.), как предположительный диагноз: «febris gastric biliosa» («лихорадка желудочная желчная»), – сожалея, при этом, что больной категорически отказывается от лекарств (!).

Нет, я понимаю, многие тогдашние лекарства – это, скорее, не столько лечение, сколько дополнительное мучение для больного: пиявки и прочие кровопускания. И Александра тут можно понять. Впрочем, подобному отказу можно найти и иные возможные объяснения, – и о них чуть позже.

То ли 07.11., то ли 10.11. – Александра постигает первый обморок, – после ставшие (обмороки) довольно частым явлением. Хотя, вот, 09.11., вроде как, Александру становится то ли лучше, то ли он, вообще, совсем выздоравливает (о чём сообщает в своих «записках» его жена), – однако, далее, то ли болезнь возвращается вновь, с новой силой, то ли Александр, вот, уже начинает играть свою игру в «больного», целенаправленно уже запланировав свой «уход». В любом случае, картина дальнейшего течения «болезни» выглядит следующим образом: температура то поднимается до крайне высокой, то падает почти до нормальной; также случаются, периодически, рвота и понос; однако с 13.11. температура уже держится стабильно высокой. С 14.11. Александр слёг окончательно. В 10 часов 47 минут 19.11. – Император скончался…

Витт Иван Осипович (1781-1840) – сам, впрочем, личность довольно подозрительная; сын авантюристки Софии Глявоне-Челиче-Потоцкой (etc., о ней – ниже) и польского шляхтича неясного происхождения; с 1809-го г. – в армии Наполеона, служил по линии разведки; одновременно, при этом, вроде как работал и на российскую разведку; перед самым нашествием Наполеона на Россию – сбежал в Россию, разумеется, с «секретной информацией»; с октября 1812-го г. – генерал. После войны 1812-1814-х гг. – командующий «военными поселениями» на юге России, в Малороссии; был неплохо осведомлён о «Южном Обществе» и прочих «тайных обществах» на подконтрольных территориях; пытался даже, как будто, войти с ними в непосредственный контакт, причём лично, обратившись к Пестелю и набиваясь в «члены тайного общества», соблазняя заговорщиков тем, что он будет им крайне полезен, ибо имеет «под ружьём», в подчинении, 40 тыс. войска, – однако Пестель и К° тогда «на контакт не пошли». По-видимому, человек весьма авантюрного склада характера; всегда играл, одновременно, несколько «Игр», иногда, бывало, при этом, «заигрываясь», переставая различать, «с какой стороны играет». На «игровом столе» Юга России, имел сложные, как «игровые», так и «деловые», и «административные», отношения с П.Д. Киселёвым и М.С. Воронцовым, – другими весьма влиятельными «Субъектами Игры» на данной «поляне» (о них – см. ниже).

Глявоне София (1760-1822) – она же «де Витт», она же «Потоцкая», она же «де Челиче», и т.д.; по происхождению, либо «греческая аристократка», либо, скорее, будучи самого низкого происхождения, оказалась продана матерью, из крайней бедности, туркам в «гаремное» рабство – и, в итоге, оказалась перепродана-переподарена, в качестве наложницы, польскому королю Станиславу Понятовскому (король польский в 1764-1795-х гг.), при этом, попутно, она сумела и выскочить замуж за сына коменданта Каменецкой крепости Иосифа (Юзефа) Витта; «блистая», при оном живом муже, и при польском короле, произвела соответствующее сногсшибательное впечатление и на прусского короля Фридриха II(король в 1740-1776-х гг.), и на австрийского короля Иосифа II (император Австрии и СРИГН в 1765-1790-х гг.); после чего, продолжив укладывать вельможных мужчинок штабелями, овладела чувствами небезызвестного Г.А. Потёмкина, став его «фавориткой» в 1789-м г., – а тот, в свою очередь, сделал её мужа (Иосифа Витта) комендантом нового города – Херсона, – при этом, «мадам Софи», судя по всему, снабжала «светлейшего князя» нужной «разведывательной» информацией, – поелику её младшая сестра, Елена, состояла, – вот переплетения-то судьбы! – в то время, наложницей турецкого султана (так!); впрочем, информация тут могла идти, точно также, и в противоположную сторону; после смерти Потёмкина (в 1791-м г.) – София становится «фавориткой» Станислава Потоцкого (Щенсного – т.е. «счастливого») – крупнейшего олигарха-магната, тогда, Малороссии, – вскоре разведя последнего с его, до того периода, законной супругой (кстати, из печально известного рода Мнишков), а сам Потоцкий, в свою очередь, «выкупил» у Витта его «жену»; вскорости София сошлась и с пасынком своего «патрона», – узнав о чём пан Станислав впал в душевное потрясение, ушёл в мистицизм, в «иллюминаты», и довольно скоро умер (1805-й г.); впрочем, и развращённый сынулька ненадолго пережил своего отца, – набрав на стезе порока и излишеств, мотовства, карт и прочего разврата, туберкулёз, сифилис и т.п. «букет заболеваний», умер в 1809-м г. …

Вообще, превесьма любопытный узелок тут сплёлся: Грейг, Воронцов, Витт, Киселёв etc., а ежели сюда добавить ещё и ниточку местных «тайных обществ», «Южное Общество» и пр., то совсем уж заманчивая картинка вырисовывается; к сожалению только, сегодня всё это распутать представляется, с неумолимой достоверностью, крайне проблематично, столько лет прошло, информация почти отсутствует, «концы» спрятаны и зачищены; хотя, почему бы и не поискать и не потянуть?…

[1] Можно предположить, что Александр здесь вот и выбирает такой «ход», которого нет в «правилах игры», условно говоря – «уходит с доски», подаётся в странники, становясь, в будущем, «старцем Фёдором Кузьмичом»; а что, действительно, если рассудить здраво, у него и иных выходов уже вроде как и не оставалось…

[2] Об этой версии см, например, здесь: https://www.youtube.com/watch?v=3_3qqWi_W7Q

[3] Обращу внимание: назначенные, впоследствии, уже Николаем I, адмиралы Сарычев Гавриил Андреевич и Головнин Василий Михайлович для проверки деятельности Грейга и К° – как-то странно-подозрительно скоропостижно скончались «от холеры» (в июле 1831-го г.), оба (ещё в Петербурге, даже не выехав на место назначения). А, наконец, всё-таки посланный, с аналогичной миссией и с большущими полномочиями, спец-представитель Казарский Александр Иванович – тоже скоропостижно скончался (в 1833-м г.), в Николаеве… отведав, вроде как, кофе с мышьяком…

Почему нечто подобное не могло быть проделано этими «господами» и с Александром Павловичем?

И ещё немножко информации к размышлению, в тему:

Сын А.С. Грейга – Самуил Алексеевич Грейг (1827-1887) – станет министром финансов при «либеральном» Александре II, в 1878-1880-х гг., сменив на этом посту небезызвестного М.Х. Рейтерна, у которого долгое время был до того «товарищем министра» (т.е. заместителя), а также занимал должность «государственного контролёра», сиречь – «контролировал» бюджетные средства (вот кормушка-то!); указанный Рейтерн, к слову, в своё время, в компании с бароном Э.А. Стёклем (посланник в СГА) и в.к. Константином Павловичем, входящим в тот же финансово-олигархический «либеральный» клан, провернули аферу с продажей Аляски (1867-й г.). Все были тесно связаны с Ротшильдами.

Кроме того, клан Грейговтесно сошёлся, семейно-родовым образом, с кланом Штиглицев, – например, дочь А.С. Грейга – Юлия – вышла замуж за одного из «братьев» Штиглицев. Самый известный из данного клана – Штиглиц Александр Людвигович (1814-1884) – известный банкир, глава новосозданного Государственного банка (с 1860-го г.), «банкир Императора» (имеется в виду Александр II).

Отец А.Л. Штиглица – Людвиг Штиглиц – выходец из еврейского банкирского «факторского» рода – сделал, со своим братом, Николаусом, и Абрамом Перетцем, очень хороший гешефт на откупе соляных озёр в Крыму, получив, с 1799-м г., соляную монополию на юге России, а потом – эти же ребята неплохо нажились на «снабжении» армии в 1812-м г.; барон Штиглиц – английский агент влияния, опять же, был тесно связан с кланом Ротшильдов, – герб Штиглицев даже имел того же чёрного орла, что и герб Ротшильдов; Штиглицы рулили Петербургским банковским и биржевым сектором, держали на прикорме многих высших чиновников, очень неплохо «распилили» бюджетные средства, отпущенные на строительство железных дорог, втянули Россию в займы Ротшильдов, имели тесные связи со скверно известным «карликом» К.В. Нессельроде; совместно с упомянутым Рейтерном (министром финансов), А.Л. Штиглиц провернул «финансово-экономическую реформу», после которой экономика России затрещала по швам и, в итоге, много российских активов утекли «под Ротшильдов». И т.д., и т.п.

Так что, вот на какой клановый узелок, – узелок транснационального хищного грабительского Капитала, протянувшего свои щупальца на вершины Государства Российского, – покусился, вполне возможно, тогда Александр I, потянув «ниточку» «тайного общества». За что, очень возможно, и поплатился.